Белостокско-Минский котёл, первые недели войны
По свидетельству маршала Жукова, Сталин был убежден, что Германия не начнет войны против СССР, не разбив предварительно Англию. "Начать поход против Советского Союза, не закончив войны на Западе, Гитлер и его окружение не рискнут, не такие они дураки, чтобы вести сейчас войну на два фронта", – говорил Сталин своим приближенным. Он считал, что войну, к которой Советский Союз еще не готов, можно оттянуть на несколько лет, а за это время завершить подготовку к ней. Поэтому Сталин очень опасался всяких провокаций, которые могли бы вызвать вооруженное столкновение с Германией, и подозревал Англию в их подготовке. Мнение Сталина предопределяло и точку зрения руководителей советской разведки. Так, например, 20 марта 1941 г. начальник разведывательного управления генерал Ф.И. Голиков представил Сталину доклад, в котором излагались последовательные варианты разработки "плана Барбаросса", причем в одном из них была раскрыта главная суть этого плана. Тем не менее, из этих сведений Голиков сделал совершенно неправильный, но зато соответствующий настроениям Сталина вывод: "Слухи и документы, говорящие о неизбежности этой весной войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки". Наступление немецких механизированных войск, июнь 1941 г. 15 мая 1941 г. народный комиссар обороны маршал Тимошенко и новый начальник Генерального штаба генерал армии Жуков, сменивший на этом посту Мерецкова, представили Сталину обновленные "Соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками", указывая, что Германия уже сосредоточила на границах Советского Союза до 120 дивизий, в том числе 13 танковых и 12 моторизованных, Тимошенко и Жуков предлагали "ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск". Жуков объяснил, как возник этот план, и какова была его судьба. "Идея предупредить нападение Германии появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина, с которой он выступил 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий, – вспоминал Жуков. – Конкретная задача была поручена Василевскому, он в то время был заместитель начальника оперативного отдела Генерального штаба. 15 мая Василевский доложил проект директивы наркому и мне. Однако мы этот документ сами не подписали, а решили предварительно доложить его Сталину. Но он прямо-таки закипел, услышав о предупредительном ударе по немецким войскам: "Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?". Хотя идея превентивного удара по Германии была отвергнута Сталиным, советское правительство все же приняло ряд мер по укреплению обороноспособности СССР. Из запаса призвали около 800 тыс. человек; из внутренних военных округов перебросили к западным границам 28 стрелковых дивизий и четыре армейских управления. Однако войска имели строжайший приказ не "провоцировать" Германию. Остерегаясь какой-либо провокации, которая могла бы дать Германии повод для нападения, Сталин даже запретил открывать огонь по немецким разведывательным самолетам, которые с весны 1941 г. стали все чаще нарушать границы СССР. Вечером 21 июня 1941 г. немецкий фельдфебель из группы войск, сосредоточенных у советско-румынской границы, коммунист, желавший помочь Советскому Союзу, с риском для жизни переплыл пограничную реку Прут и предупредил советских пограничников, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Когда Тимошенко и Жуков доложили об этом Сталину, тот спросил: "А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – Нет, – ответил С.К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду". Тимошенко предложил немедленно дать директиву о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность. Сталин ответил: "Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем"... На рассвете 22 июня 1941 г. немецко-фашистские войска без объявления войны вторглись на территорию СССР. Началась Великая Отечественная война Советского Союза. В 4 часа 30 минут утра началось заседание Политбюро. Сталин был очень бледен и сидел за столом, держа в руках не набитую табаком трубку. Когда Тимошенко и Жуков доложили обстановку, Сталин спросил: "Не провокация ли это немецких генералов? – Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация? – ответил Тимошенко. – Если нужно организовать провокацию, – сказал Сталин, – то немецкие генералы бомбят и свои города, и... – подумав немного, продолжал: – Гитлер наверняка не знает об этом. Надо срочно позвонить в германское посольство". В посольстве ответили, что посол сам просит о встрече. Молотов отправился на встречу с ним и, вернувшись, сказал, что Германия начала войну. По словам Жукова, "И.В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза. Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение". Тут для военных историков возникает жизненно важный вопрос: действительно ли русские оказались совершенно застигнуты немцами врасплох, верно ли, что они ни о чем не догадывались и занимались своими обыденными делами? Были ли они и в самом деле так уж не подготовлены, и правда ли, что они отвели свои заведомо уступавшие немецким войска – как утверждают многие и поныне – к Дону и низовьям Волги, чтобы заманить немцев в глубь советской земли и там разделаться ними? Может, так все и было? Нет, не так. Безусловно, совершенно не подлежит сомнению то, что 22 июня советские войска на границе оказались в тактическом отношении застигнутыми врасплох. Лишь несколько мостов на протяжении 1500-километровой границы красноармейцы успели взорвать вовремя. Наиважнейшие мосты через Мемель, Неман, Буг, Сан и Прут – и даже мосты через Западную Двину в Даугавпилсе, несмотря на то, что они находились в 250 километрах от границы, – оказались захвачены немцами в результате дерзких ударов или хитрости. Доказывает ли это, что русские ни о чем не догадывались? Но как же тогда объяснить тот факт, что 22 июня 146 немецким дивизиям вторжения, обшей численностью 3 000 000 человек, на противоположной стороне границы противостояли 139 советских дивизий и 29 отдельных бригад, численностью 4 700 000 человек? Только на летных полях в Белоруссии дислоцировалось 6000 самолетов ВВС Советского Союза. Значительная часть их, правда, была представлена устаревшими машинами, однако, по меньшей мере 1300 или 1500 самолетов были самых новых марок. В то же время Люфтваффе начали кампанию, имея не более 1800 боеспособных самолетов. Из всего этого напрашивается вывод, что на самом деле русские хорошо подготовились к обороне. Чем же тогда объяснить такое скверное положение дел на границе? Где же разгадка этой тайны? Немецкая пехота под палящим июньским солнцем 1941 г. 23 февраля 1941 г. министр обороны Советского Союза Тимошенко заявлял следующее: «Несмотря на успех нашей политики нейтралитета, весь советский народ должен находиться в состоянии постоянной готовности к вражескому нападению». На XVIII съезде партии в 1939 г. Сталин вновь коснулся данной темы: "Наша армия и разведка пристальным взором следят за врагами уже не внутри нашей страны, а за ее пределами". Можно ли после такого заявления поверить, что в 1941 г. Сталин не придавал значения поступавшим к нему от разведки сведениям о военных приготовлениях Германии к нападению на СССР? Мог ли он не располагать точными данными? В его распоряжении были первоклассные информаторы. От Берлина до Токио, от Парижа до Женевы коммунистические агенты – часто весьма уважаемые люди вне каких бы то ни было подозрений – занимали высокие посты и располагали ценными сведениями. Чего еще не хватало Сталину и Генштабу Красной Армии? Кремлю на блюдечке преподносили все секреты Гитлера. Следовательно, Москва могла превратить операцию «Барбаросса», по сути своей основанную на внезапности, в сокрушительное поражение для Гитлера в течение двадцати четырех часов. Предположим, конечно, что Сталин сделал верные выводы из предоставленных ему сведений. Почему же он ничего не предпринял? Генерал-полковник Гудериан написал в своих мемуарах: "Пристально наблюдая за русскими, я пришел к твердому выводу, что они ничего не знали о наших намерениях". Противник оказался застигнут врасплох по всему фронту наступления танковых групп. Как это оказалось возможным? Неожиданный, но удовлетворительный ответ мы находим в воспоминаниях маршала Еременко, опубликованных в Москве в 1956 г. За все в ответе один Сталин – таков приговор Еременко. "И.В. Сталин, как глава государства, считал, что может полагаться на соглашение с Германией, и не обращал должного внимания на признаки, указывавшие на грядущее нападение фашистов на нашу страну. Он считал сведения о неизбежном нападении Германии ложью и провокациями западных держав, которые он подозревал в попытках разрушить связи между Германией и Советским Союзом, чтобы втянуть нас в войну. Поэтому он не распорядился о принятии всех чрезвычайных и решительных мер для обороны границы, опасаясь, что это послужит гитлеровцам предлогом для нападения на нашу страну". Следовательно, все же именно Сталин, несмотря на настояния Генштаба, отказался санкционировать объявление полной боевой готовности в дислоцированных у границы частях и запретил организацию эффективной обороны на всей территории приграничных районов. Похоже, Сталин питал точно такое же недоверие к своим информаторам, а недоверие его лишь возрастало по мере того, как поступали новые данные, подтверждавшие сведения о предстоящем немецком нападении. Хитроумный тактик, мастер очернять ни в чем не повинных людей, вождь стал жертвой собственной подозрительности. "Капиталистический Запад пытается столкнуть меня с Гитлером", – думал он. Со свойственным многим диктаторам упорством он отказывался верить, что Гитлер может оказаться настолько глупым, чтобы решиться напасть на Россию прежде, чем разгромит Британию. Он считал стягивание немцами войск к границам в Польше блефом. Возможно, на советского диктатора повлияли слухи, намеренно распространяемые немецкой разведкой, что концентрация войск на Востоке осуществлялась с целью ввести в заблуждение англичан, отвлечь их внимание от запланированного вторжения на Британские острова. Кроме того, человека вроде Сталина было крайне непросто убедить, что столь важные тайны, как предстоящее вторжение в Россию, охраняются так плохо, что о них знает уже весь мир. Жители Риги приветствуют победителей, 1 июля 1941 г. Совершенно очевидно, что сообщения о приготовлениях Гитлера к нападению не вписывались в рамки сталинской концепции. Он хотел, чтобы капиталисты и фашисты истощили силы друг друга в войне, предоставив ему возможность поступать так, как он того хотел. Этого он и ждал. Для этого и затеял перевооружение. И еще потому, что не хотел вызвать подозрения Гитлера и подтолкнуть его к преждевременному нападению. По этой причине, как утверждает Еременко, вождь запретил дополнительную мобилизацию и объявление состояния повышенной боевой готовности в прифронтовых частях. В тылу, однако, Сталин позволил Генштабу поступать как ему угодно. И Генштаб, располагавший той же самой секретной информацией о предстоящем вторжении немецких войск, начал мобилизацию и развертывание войск в тыловых районах, не для наступления, но – летом 1941 г. – для обороны. Сталин, совершенно очевидно, не собирался нападать на Германию в 1941 г. Процесс полного перевооружения Красной Армии, особенно в том, что касается танковых частей, находился на середине. В войска поступали новые танки и самолеты. Очень возможно, что именно по этой причине Сталин старался не провоцировать Гитлера на нежелательные действия. Подобная позиция Сталина, в свою очередь, только укрепляла Гитлера в его намерении. В самом деле, можно сказать, что эта война и жестокая трагедия, которой она обернулась, стали следствием зловещей игры – политического покера, в который играли два крупнейших диктатора двадцатого века. Потому, несмотря на очевидное стягивание немцами войск, советские части у границы оставались неготовыми к ведению боевых действий. Дальнобойная артиллерия не была выведена на позиции, с которых она могла бы обстреливать дислоцированные по ту сторону границы немецкие резервы – план ведения заградительного огня тяжелой артиллерией отсутствовал. Последствия катастрофической концепции Сталина оказались ужасными. Война началась в крайне невыгодных для Советского Союза условиях. Утром 22 июня 1941 г. немецкая авиация внезапным ударом по аэродромам уничтожила значительную часть советской авиации западных округов и завоевала господство в воздухе. Уже к середине дня Гальдеру доложили, что немецкая авиация уничтожила 800 советских самолетов, потеряв только 10 своих. Всего же в первый день войны Советский Союз потерял 1200 самолетов. Многие узлы и линии связи были выведены из строя. Управление войсками нарушилось. Генеральный штаб потерял связь с ними. Направленная в войска директива № 2, требовавшая уничтожить вражеские силы там, где они перешли границу, и разбомбить их основные группировки, во многих местах даже не успела дойти до назначения, а там, где дошла, оказалась не применимой. Будучи не в состоянии выполнить ее требования, командующий авиацией Западного фронта генерал И.И. Копец застрелился. Столь же бесполезной, если не вредной, была и директива № 3, направленная войскам вечером 22 июня в 21 час 15 минут. Она предписывала: немедленно перейти в контрнаступление, "не считаясь с границей"; в течение двух дней "окружить и уничтожить" главные силы группировки противника и к исходу 24 июня "овладеть районом Сувалки (на границе с Восточной Пруссией) и районом Люблин (в южной Польше) ", откуда – по ошибочному предположению советского командования – немецкие войска наносили главные удары). Не только перейти в наступление, но даже создать сплошной фронт обороны советским войскам не удалось, хотя они сражались с невероятным упорством. На Украине в районе Луцк, Ровно, Дубно на десятки километров развернулись танковые сражения, в которых с обеих сторон участвовало около 2 тыс. танков – больше, чем в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой летом 1943 г. Несмотря на огромные усилия, колоссальные жертвы, героизм бойцов и командиров Красной Армии, остановить немецкое наступление не удалось. Насыщенные техникой, обладавшие высокой маневренностью и богатым боевым опытом, немецкие танковые и моторизованные дивизии при поддержке авиации стремительно продвигались вперед, рассекая и окружая советские войска. Уже 28 июня немецкие войска овладели Минском. Значительная часть войск советского Западного фронта оказалась в окружении. Окруженные части нередко не складывали оружия и продолжали сражаться, задерживая продвижение вражеских армий. Так, защитники Брестской крепости, оказавшись с первых дней войны в окружении, в течение месяца обороняли крепость от превосходящих сил противника. Еще месяц в руинах крепости действовали бойцы-одиночки. Наряду с фактами самопожертвования и героизма "нельзя, по словам маршала Рокоссовского, обойти молчанием и имевшиеся случаи паники, позорного бегства, дезертирства с поля боя и в пути следования к фронту, членовредительства и даже самоубийств на почве боязни ответственности за свое поведение в бою". Первые пленные красноармейцы Советское командование и сам Сталин в течение первых 10 дней войны находились, по признанию Жукова, "в состоянии ошеломленности", тщетно пытаясь наладить управление войсками. Как вспоминал Жуков, "Сталин ежечасно вмешивался в ход событий, в работу Главкома, по нескольку раз в день вызывал Главкома Тимошенко и меня в Кремль, страшно нервничал, бранился и всем этим только дезорганизовывал и без того недостаточно организованную работу Главного командования в тяжелой обстановке". По словам Микояна, однажды Сталин довел до слез даже сурового Жукова. Чтобы выправить положение, Сталин послал на Западный фронт маршала Шапошникова и знакомого ему еще по Гражданской войне маршала Кулика, который воевал в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии, но Шапошников заболел, а Кулик сам попал в окружение и с трудом выбрался из него с небольшой группой бойцов, переодевшись в крестьянскую одежду. Тогда, желая снять с себя ответственность за поражения, Сталин прибег к репрессиям. Командующий Западным фронтом, на который пришелся главный удар превосходящих сил группы "Центр", генерал армии Павлов Д.Г. и еще несколько генералов из командования фронтом были арестованы и отправлены в военный трибунал, где из них выбили признания в "измене", участии в "антисоветском заговоре" и намерении "открыть фронт перед Германией". Хотя на заключительном заседании трибунала Павлов отказался от этих "признаний", его и других генералов все равно расстреляли по обвинению в трусости, бездействии власти и паникерстве. Исключением стал лишь Климовских В.Е., который продолжал оговаривать себя, видимо, ошибочно полагая, что тем самым сможет сохранить себе жизнь, но это зачтено ему не было. В приговоре Верховного Суда СССР сказано: "Таким образом, Павлов Д.Г., Климовских В.Е., Григорьев А.Т. и Коробков А.А. нарушили военную присягу, обесчестили высокое звание воина Красной Армии, забыли свой долг перед Родиной, своей трусостью и паникерством, преступным бездействием, развалом управления войсками, сдачей оружия и складов противнику, допущением самовольного оставления боевых позиций частями нанесли серьезный ущерб войскам Западного фронта". Вскоре, после смерти Сталина, все расстрелянные военачальники были посмертно реабилитированы и восстановлены в воинских званиях. Командующий Западным фронтом Павлов Д.Г. Дмитрий Григорьевич Павлов – боевой офицер, участвовал в Гражданской войне 1918-1920 гг., добровольцем сражался на стороне республиканского правительства в Испании, был командиром танковой бригады. С ноября 1937 года – начальник Автобронетанкового управления РККА. Участвовал в советско-финляндской войне 1939-1940 гг. С июня 1940 года – командующий войсками Западного Особого военного округа, с 22 июня 1941 года генерал армии Павлов Д.Г. был назначен командующим войсками Западного фронта, награжден 3 орденами Ленина, 2 орденами Красного Знамени. В мае-июне Павлов регулярно докладывал в Генеральный штаб об активной подготовке сосредоточенных у наших границ немецких частей и готовности их к нападению на СССР. Эта информация вызывала недовольство Сталина. Из Наркомата обороны и Генштаба весь май и в начале июня шли в Минск сердитые звонки: "Смотри, Павлов, только из твоего округа поступает информация о сосредоточении немецких войск на границе – это непроверенная, паническая информация!". Известно, что Павлову звонил лично Сталин, потребовавший, чтобы он перестал слать информацию, которая сеет панические настроения. Полоса прикрытия Западного фронта составляла 470 км – от южной границы Литвы до р. Припять. Сюда был нанесен главный удар фашистской группы армий "Центр". Оставшись без уничтоженной на аэродромах авиации и без танков, Павлов не смог удержать оборону, и за 8 дней боев избежавшие окружения остатки частей Советской Армии были отброшены на 350-400 км. Командующий вынужден был руководить войсками в обстановке почти полного выхода из строя средств связи. Павлов первым понял, что войска, и прежде всего 3 и 10-й армии, из Сувалкинского выступа следует отводить на благоприятный для стойкой обороны рубеж. Но разве ему предоставили возможность действовать подобным образом? Из Генштаба и Ставки ВГК шли одно за другим требования перейти в контратаку, отбросить, разгромить. Почему пал Минск? Фронт израсходовал все явно недостаточные резервы, а в это время в зону Западного фронта вышла с территории Северо-Западного фронта только что занявшая Вильнюс танковая группа Гота. Почему так произошло? Вина за это целиком лежит на командующем Прибалтийским военным округом генерал-полковнике Ф.И. Кузнецове. На участке границы на стыке с Белорусским округом он разместил литовскую национальную дивизию. С началом войны ее солдаты расстреляли командный состав и разбежались, образовалась брешь шириной в 130 км, куда и хлынула немецкая танковая лавина. Пять дивизий Гота и решили исход сражения за столицу Белоруссии, нанеся удар в обход Минского укрепрайона. Сил, чтобы остановить эти танки, у Павлова не было. Карта. Белосток-Минск. В результате быстрого продвижения немецких дивизий, в окружение попали 4 советские армии В мемуарах Ерёменко сказано, что маршал Тимошенко резко отзывался о командующем Западном фронтом Дмитрии Павлове, находящемся в Белостокском выступе с основными силами советских механизированных войск, хотя ранее, в Красной Армии Павлова называли "советским Гудерианом", обвиняя его в причинах неудач в первые недели войны и в неспособности справиться с поставленными задачами. После разгрома фронта в Белостокско-Минском "котле", 29 июня 1941 года Павлов был отстранен от командования и 4 июля арестован. До публикации мемуаров Еременко считалось, что Павлов застрелился после того, как маршал Кулик по приказу Сталина снял его с должности, положив на стол пистолет. Еременко предлагает иную версию. Согласно его словам, он прибыл в штаб Павлова рано утром 29 июня, когда Павлов завтракал у себя в палатке. Павлов удивился, увидев Еременко. Встретил его Павлов довольно хмуро: – Что тебя принесло в эту дыру? – Затем указал на стол. – Садись, позавтракай со мной. Расскажи, что нового. – Павлов хотел еще что-то добавить, но осекся, почувствовав холодок, исходивший от Еременко. Тот ничего не сказал. Молча вручил Павлову приказ о его отстранении от должности. Тот пробежал текст глазами. Лицо Павлова словно бы окаменело. – И куда меня теперь? – Народный комиссар приказал вам отправляться в Москву. Павлов кивнул. – Чаю-то хоть выпьешь? – спросил он. Еременко отрицательно покачал головой: – Я считаю более важным ознакомиться с обстановкой на фронте. Павлов почувствовал укор в словах нового командующего и попытался оправдаться: – Мои части оказались неготовыми к внезапному нападению противника. Мы не были организованы для ведения боевых действий. Значительная часть солдат и офицеров находилась в гарнизонах или на полигонах. Все занимались обычными мирными делами, когда враг напал на нас. Они просто прокатились по нам, раздавили, а сейчас у них в руках Бобруйск и Минск. Нас никто не предупредил. Приказ об объявлении тревоги в приграничных частях пришел слишком поздно. Мы ни о чем и понятия не имели. Мы не подозревали – веская причина. И Еременко, у которого не находится других добрых слов для Павлова, пишет: "В этом Павлов был прав. Сегодня мы знаем. Приди приказ об объявлении тревоги в приграничных частях раньше, все могло выйти по-иному". Бывшего начальника Генерального штаба и будущего маршала Советского Союза Героя Советского Союза генерала армии Мерецкова пытками заставили "признаться" в "измене" и участии в "антисоветском заговоре" вместе с Павловым, но в сентябре 1941 г. освободили и сразу отправили командовать одной из армий. Еще 18 генералов и адмиралов были расстреляны (а затем реабилитированы), трое предпочли покончить жизнь самоубийством. Много лет спустя дважды Герой Советского Союза маршал Тимошенко, встретив на военных учениях своего давнего знакомого и сослуживца Героя Советского Союза маршала Мерецкова, спросил его: "Что же ты, Кирилл, возвел на себя поклеп и признался, что ты глава заговора?". Мерецков ответил ему с нескрываемой обидой: "Если бы Вам, Семен Константинович, довелось претерпеть такие издевательства и муки, боюсь, что и Вы бы не выдержали. Надо мною так издевались, так меня дубасили, что я почувствовал, что я теряю рассудок... Я был готов на все, лишь бы прекратить эти мучения... Тем более, что мне обещали в случае моих признаний не трогать семью". Итак, Гитлер переиграл Сталина, как в стратегии, так и в тактике. Генерал-полковник Гот сделал следующее заключение о ведении танковой войны на северном участке Центрального фронта: "Стратегическая внезапность была достигнута. Но не стоит упускать из вида тот факт, что на Белостокском выступе русские сосредоточили поразительно много войск, особенно механизированных; их количество там было большим, чем может показаться необходимым для ведения оборонительных действий". К какому бы мнению кто бы ни склонялся, Сталин, совершенно очевидно, не собирался нападать на Германию в 1941 г. Беспристрастным свидетельством в поддержку теории политического механизма войны между Германией и Советским Союзом является вывод Лидделла Гарта, наиболее глубокого военного историка Запада. Гарт детально изложил его в своем эссе "Русско-немецкая кампания" в книге "Советская армия". Он уверен, что Сталин намеревался усилить свои позиции в Центральной Европе в ходе войны немцев с западными союзниками и, возможно, в удобный момент добиться больших уступок от оказавшегося в безвыходной ситуации Гитлера, который прекрасно понимал, что Сталин может ударить ему в спину. Ещё после того, когда Кремль вручил 24-часовой ультиматум Румынии, вынудив ее сдать Бессарабию, приблизившись таким образом к румынским нефтяным месторождениям, представлявшим жизненно важный интерес для Германии, Гитлер начал нервничать. Он двинул в Румынию войска и обеспечил целостность этого государства. Сталин увидел в этом недружественный акт. В ведущейся в Красной Армии пропаганде все громче зазвучала антифашистская нота. Когда сведения об этом достигли Гитлера, тот быстро усилил части на восточной границе. Русские отреагировали на это тем, что подтянули дополнительные войска к своим западным рубежам. Молотова пригласили в Берлин. Но запланированного глобального понимания между двумя диктаторами в отношении раздела мира – Гитлер был готов пожертвовать Советам куски Британской империи – не произошло. Гитлер с его эгоцентричным взглядом на вещи расценил это как свидетельство злонамеренности Сталина. Он усмотрел угрозу войны на два фронта и продолжил запись такими словами: "Теперь я уверен, что русские не станут ждать, когда я разгромлю Британию". Тремя неделями спустя, 21 декабря 1940 г., фюрер подписал "Директиву № 21 – план Барбаросса". Сталин, со своей стороны, рассматривал сделанное немцами Молотову предложение как признак слабости; он чувствовал преимущество своей позиции и не сомневался, что Гитлер, как и сам он, занимается политическим шантажом. Несмотря ни на какие донесения, он не воспринимал планов Гитлера всерьез или, по крайней мере, не верил, что Гитлер сочтет, что у него уже есть причины для нанесения удара. Вот почему он избегал действий, которые могли дать немцам такой подвод. http://www.otvoyna.ru/minsk.htm _________________ Я не ухожу. Просто иногда меня нет... |
tigra писал(а): По свидетельству маршала Жуковатот ещё свидетель _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
http://rutube.ru/tracks/2050975.html?v=b32205961c63f0143625db8849739650
Фрагмент из "Германского Еженедельного кинообозрения" от 2 июля 1941 года. Съёмка велась в Берлине, на границе с СССР и во время бомбежки Киева, причём нашей фронтовой хроники за это время по объяснимым причинам не существует. _________________ Йа - водоросль. |
Самое недостоверное в истории, это мемуары. _________________ http://asm.shadrinsk.net |
Vladislav_133
особенно жуковские. Там про начало войны вообще ничего нет. _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
|
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах Вы не можете вкладывать файлы Вы можете скачивать файлы |