Список форумов Шадринский форум -> Искусство -> Музыка -> Они поют и играют -> Современники о Владимире Высоцком
Современники о Владимире Высоцком
Автор
Сообщение
| (поместил сюда, не нашел более подходящего места)
Булат ОКУДЖАВА: ...А АРБАТА БОЛЬШЕ НЕТ (ответы на записки: отрывок) - Дружили ли вы с Высоцким? - С Володей Высоцким мы дружили. Наша дружба началась еще до того, как он взял в руки гитару. Но дружба у нас была несколько своеобразная, я всегда об этом говорю, особенно теперь, когда после его смерти появилось грандиозное количество его друзей, которые даже выступают с лекциями платными о нем, у нас дружба была несколько своеобразная. Во-первых, мы были люди совершенно разных поколений. И, во-вторых, разных темпераментов. Он был человек общительный, окруженный большим числом почитателей. Он был артистом в буквальном смысле этого слова. Я же - кустарь-надомник, одиночка. Часто мы не общались. Но когда общались - общались любовно. Выступали - очень редко. Самое яркое, что я запомнил, - это выступление в Париже, во дворце спорта. Человек он был обаятельный... Резкий... Издерганный... Потому что он знал себе цену, а за всю жизнь так и не увидел свои стихи опубликованными. Он знал себе цену, а ни разу - ни в Москве, ни в Ленинграде - не выступал с афишами. Считалось почему-то стыдным делать афиши. На всякие заграничные ничтожества вешалось тысячи афиш, и объявлялось по телевизору о их выступлениях. А свой замечательный домашний шансонье жил, а афиш не имел. Потом были мелкие уколы все время. То что-то запрещали, то выговаривали. То вдруг сняли фильм, а в последнюю минуту из фильма вырезали. Это было тяжело очень. Последний раз мы виделись незадолго до его смерти, летом. Так и не поговорили. А просто я ехал в своей машине, а он ехал в своей рядом. И мы помахали друг другу. И я улетел на юг. Прилетел туда и узнал, что он погиб... Вот так. Добрый был человек, щедрый. Очень популярный в разных слоях. Если у меня в основном мой круг почитателей ограничивается людьми интеллигентными, то у него этот круг был гораздо шире. Я помню, однажды мы с ним договорились встретиться, поехать к нему домой, и я заехал в театр к концу спектакля. И он в гримерной мне сказал: "Знаешь, пока я буду разгримировываться, ты пойди на стоянку такси и возьми машину. А я сейчас подойду!" Я пришел - там на Таганке большая стоянка такси. Я подошел - стоят шоферы около машин, разговаривают. Я говорю: "А кто поедет, с кем можно поехать?.." - "А куда ехать?" - "Да вот туда..." - "Да нет, я не поеду..." - "А вы?" - "А я тоже не поеду..." Вдруг идет Высоцкий, говорит: "Кто свободен?!" - своим голосом. Все заорали: "Высоцкий, Высоцкий! Давай сюда! Давай сюда! Давай сюда!" - и мы замечательно поехали к нему домой. - Приходилось ли вам спорить с Высоцким? - Мы никогда не спорили. Наша дружба была несколько своеобразной. Мы люди совершенно разных поколений, разных возрастов. И хотя мы любили друг друга, но встречались редко. Мы разных темпераментов люди. Он - человек компанейский, шумный. Я - одиночка, привыкший к уединению. Поэтому мы часто не пересекались. Но когда мы встречались, мы очень хорошо общались. Спорить не приходилось, да и не нужно было спорить, потому что по главным, принципиальным вопросам искусства и этого жанра мы очень с ним сходились. Журнал Огонек No. 30, 28 июля 1997 Роберт Рождественский Предисловие к книге "Владимир Высоцкий. Нерв" На мой взгляд, песня "Он не вернулся из боя" - одна из главных в творчестве Высоцкого. В ней, помимо интонационной и психологической достоверности, есть и ответ на вопрос: почему поэт, человек, который по своему возрасту явно не мог принимать участия в войне все-таки пишет о ней, более того - не может не писать? А все дело в судьбе. В твоей личной судьбе, которая начинается вовсе не в момент рождения человека, а гораздо раньше. В личной человеческой судьбе, которая никогда не бывает чем-то отдельным, обособленным от других людских судеб. Она, твоя судьба, - часть общей, огромной судьбы твоего народа. И существуешь ты на Земле, продолжая не только собственных родителей, но и многих других людей. Тех, которые жили до тебя. Тех, которые когда-то защитили твой первый вздох, первый крик, первый шаг по земле. Песни Высоцкого о войне - это, прежде всего, песни очень настоящих людей. Людей из плоти и крови. Сильных, усталых, мужественных, добрых. Таким людям можно доверить и собственную жизнь, и Родину. Такие не подведут. Он никогда не пел свои песни свысока, никогда не стоял над зрителем, над слушателем. И эстрада (впрочем, так же как и сцена, и съемочная площадка) была для него не пьедесталом, а местом, откуда его просто-напросто лучше видно и лучше слышно. А еще она была местом его работы. Работы - с полной самоотдачей. На износ. Всегда и во всем... Именно такие мещанствующие снобы распускали о Высоцком нелепые, почти фантастические сплетни и слухи, и в то же самое время заискивали и лебезили перед ним. О, как им хотелось, чтобы он - Высоцкий - стал бы и для них "своим в доску", "рубахой-парнем", закадычным "дружком-приятелем"! А он ненавидел мещан. И снобов - презирал. Любых. Однако когда Владимира Высоцкого окликали не снобы, а люди - просто люди, - он поворачивался к ним охотно, поворачивался всем корпусом и отзывался всем сердцем! Когда некоторые "весьма специфические" зарубежные доброхоты пробовали его "на излом", то Высоцкий, оставаясь самим собой, разговаривал с ними жестко и однозначно. Родину свою в обиду он не давал никому. Помню, как в октябре 1977 года группа советских поэтов приехала в Париж для участия в большом вечере поэзии. Компания подобралась достаточно солидная: К. Симонов, Е. Евтушенко, О. Сулейменов, Б. Окуджава, В. Коротич, М. Сергеев, Р.Давоян. Был в нашей группе и Владимир Высоцкий. Устроители вечера явно сэкономили на рекламе. Точнее, она отсутствовала напрочь! И конечно же нам говорили: "Стихи?! B Париже?! Абсурд!.. Вот увидите - никто не придет!.." Мы увидели. Пришли две с половиной тысячи человек. Высоцкий выступал последним. Но это его выступление нельзя было назвать точкой в конце долгого и явно удавшегося вечера. Потому что это была никакая не точка, а яростный и мощный восклицательный знак!.. Так кем же он был все-таки - Владимир Высоцкий? Кем он был больше всего? Актером? Поэтом? Певцом? Я не знаю. Знаю только, что он был личностью. Явлением. И факт этот в доказательствах уже не нуждается... Высоцкий продолжает свою жизнь. Его сегодня можно услышать в городских многоэтажках и сельских клубах, на огромных стройках и на маленьких полярных станциях, в рабочих общежитиях и в геологических партиях. Лучшие песни Владимира Высоцкого - для жизни. Они - друзья людей. В песнях этих есть то, что может поддержать тебя в трудную минуту, - есть неистощимая сила, непоказная нежность и размах души человеческой. А еще в них есть память. Память пройденных дорог и промчавшихся лет. Наша с вами память... Александр Митта: Будет излучать тепло и свет В мировой песенной практике, которая сейчас породила тысячи исполнителей и авторов, нет, говорят сведущие люди, ничего похожего на тот многоцветный и многолюдный мир, который возникает в песнях Владимира Высоцкого. Кажется, что Россия спрессовалась в ком любви и боли, веселья и отчаяния, горьких раздумий и пронзительных озарений. Мне приходилось много лет быть свидетелем его работы. Песню - каждую - он писал подолгу, по два-три месяца, много раз переписывая, зачеркивая слова, то сокращая, то прибавляя строчки. Потом месяц-два песня пелась им почти каждый вечер, и всякий раз хоть два-три слова, хоть одно да менялось, уточнялось. И так в работе было одновременно пять-шесть, а когда и десяток вещей. Одновременно оттачивалось исполнение, искались интонации, акценты. Для постороннего человека провести вечер с Высоцким значило послушать, как Володя с непрекращающимся удовольствием поет свои песни, покоряя друзей и гостей. И не сразу и не все понимали, что эти вечера были его непрерывной ежедневной репетицией. Он работал сосредоточенно и вдумчиво. Для него гул друзей, набившихся в комнату вокруг накрытого стола, был таким же естественным компонентом творчества, как ночная тишина его пустой комнаты, когда он складывал слова, трудолюбиво лепя их, приваривая темпераментом и мыслью одно к другому, чтобы получилось как массив, как что-то единое, рожденное с лету. По творческому напору Высоцкий был редким и уникальным явлением. Неоднократно мне доводилось быть свидетелем того, как он работал круглыми сутками, по четыре-пять дней. Причем не просто работал, а выкладывался. Днем съемка, вечером спектакль, да еще какой! – «Гамлет» или «Галилей», ночью творчество за столом над белым листком, исписанным мельчайшими убористыми строчками. Два часа сна - и он готов к новому дню, полному разнообразных творческих напряжений, и так день за днем. По-моему, больше пяти часов он не спал никогда, кроме редких периодов полного расслабления, когда организм, казалось, освобождался от многомесячных накоплений усталости и сдержанности. Пожалуй, это слово "сдержанность" лучше всего определяло Высоцкого, невидимого посторонним людям. На сцене театра или с гитарой он был сгустком раскаленной энергии, казалось, не знающей удержу и препон. А в общении с людьми был сдержан, собран, тактичен, терпелив. Причем надо понять, что это был человек с тонкой и остро чувствующей унижение структурой поэта, чтобы в должной мере оценить то напряжение и самодисциплину, которой требовала эта внешне чуть хладнокровная сдержанность. А вот друзья, которых у него было очень много и в самых разных кругах жизни, помнят его человеком преданным и нежным. У него был отдельный от всех его творческих талантов ярко выраженный талант дружбы. Он делал для друзей многое и умел принимать дружбу так, что вы были от этого счастливы. Потому что каждый человек бывает счастлив, когда его талант замечен другими. Но иной рисует, пишет музыку, изобретает что-то - это продуктивные таланты. А есть просто талант от бога: способность быть добрым, верным, нежным. Для того, чтобы этот талант проявился в полной мере, нужны потрясения, войны,- иначе мы его не замечаем. А Володя чувствовал этот талант в людях, как, говорят, экстрасенсы чувствуют излучение поля человеческого организма. И чувствовал, и излучал сам. Юрий Визбор. Он не вернулся из боя Владимир Высоцкий был одинок. Более одинок, чем многие себе представляли. У него был один друг - от студенческой скамьи до последнего дня. О существовании этой верной дружбы не имели и понятия многочисленные "друзья", число которых сейчас, после смерти поэта, невероятно возросло. Откуда взялся этот хриплый рык? Эта луженая глотка, которая была способна петь согласные? Откуда пришло ощущение трагизма в любой, даже пустяковой песне? Это пришло от силы. От московских дворов, где сначала почиталась сила, потом - все остальное. От детства, в котором были ордера на сандалии, хилые школьные винегреты, бублики "на шарап", драки за штабелями дров. Волна инфантилизма, захлестнувшая в свое время все песенное движение, никак не коснулась его. Он был рожден от силы, страсти его были недвусмысленные, крик нескончаем. Он был отвратителен эстетам, выдававшим за правду милые картинки сочиненной ими жизни. "...А парень с милой девушкой на лавочке прощается". Высоцкий - "Сегодня я с большой охотою распоряжусь своей субботою". Вспомните дебильное - "Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить..." Высоцкий - "...А мне плевать, мне очень хочется!" Он их шокировал и формой и содержанием. А больше всего он был ненавистен эстетам за то, что пытался говорить правду, ту самую правду, мимо которой они проезжали в такси или торопливым шагом огибали ее на тротуарах. Это была не всеобщая картина из жизни, но этот кусок был правдив. Это была правда его, Владимира Высоцкого, и он искрикивал ее в своих песнях, потому что правда эта была невесела. Владимир Высоцкий страшно спешил. Будто предчувствуя свою короткую жизнь, он непрерывно сочинял, успев написать что-то около тысячи песен. Его редко занимала конструкция, на его ногах скорохода не висели пудовые ядра формы, часто он только намечал тему и стремглав летел к следующей. Много россказней о его запоях. Однако мало кто знает, что он был раб поэтических "запоев" - по три-четыре дня, запершись в своей комнате, он писал как одержимый, почти не делая перерывов в сочинительстве. Он был во всем сторонник силы - и не только душевно-поэтической, но и обыкновенной, физической, которая не раз его выручала в тонком деле поэзии. В век, когда песни пишутся "индустриальным" способом: текст - поэт, музыку - композитор, аранжировку - аранжировщик, пение - певец, Владимир Высоцкий создал совершенно неповторимый жанр личности, имя которому - он сам и где равно и неразрывно присутствовали голос, гитара и стихи. Каждый из компонентов имел свои недостатки, но слившись вместе, как три кварка в атомном ядре, они делали этот жанр совершенно неразрываемым, уникальным, и многочисленные эпигоны Высоцкого терпели постоянно крах на этом пути. Их голоса выглядели просто голосами блатняг, их правда была всего лишь пасквилем. Однажды случилось странное - искусство, предназначенное для отечественного уха, неожиданно приобрело валютное поблескивание. Однако здесь, как мне кажется, успех меньше сопутствовал артисту. Профессиональные французские ансамблики никак не могли конкурировать с безграмотной гитарой мастера, которая то паузой, то одинокой семикопеечной струной, а чаще всего неистовым "боем" сообщала нечто такое, что никак не могли выговорить лакированные зарубежные барабаны. Владимир Высоцкий испытывал в своем творчестве немало колебаний, но колебаний своих собственных, рожденных внутри себя. Залетные ветры никак не гнули этот невысокий крепкий побег отечественного искусства. Ничьим влияниям со стороны, кроме влияния времени, он не подвергался и не уподоблялся иным бардам, распродававшим чужое горе и ходившим в ворованном терновом венце. У Высоцкого было много своих тем, море тем, он мучился скорее от "трудностей изобилия", а не от модного, как бессонница, бестемья. Ему адски мешала невиданная популярность, которой он когда-то, на заре концертирования, страстно и ревниво добивался и от которой всю остальную жизнь страдал. Случилось удивительное дело: многие актеры, поэты, певцы, чуть ли не ежедневно совавшие свои лица в коробку телевизионного приемника - признанного распространителя моды - ни по каким статьям и близко не могли пододвинуться к артисту, не имевшему никаких званий, к певцу, издавшему скромную гибкую пластинку, к поэту, ни разу (насколько я знаю) не печатавшему свои стихи в журналах, к киноактеру, снявшемуся не в лучших лентах. Популярность его песен (да простят мне это мои выдающиеся коллеги) не знала равенства. Легенды, рассказывавшиеся о нем, были полны чудовищного вранья в духе "романов" пересыльных тюрем. В последние годы Высоцкий просто скрывался, репертуарный сборник Театра на Таганке, в котором печатаются телефоны всей труппы, не печатал его домашнего телефона. Он как-то жаловался, что во время концертов в Одессе он не мог жить в гостинице, а тайно прятался у знакомых артистов в задних комнатах временного цирка шапито. О нем любили говорить так, как любят говорить в нашем мире о предметах чрезвычайно далеких, выдавая их за близлежащие и легкодостижимые. Тысячи полузнакомых и незнакомых называли его "Володя". В этом смысле он пал жертвой собственного успеха. Владимир Высоцкий всю жизнь боролся с чиновниками, которым его творчество никак не представлялось творчеством и которые видели в нем все, что хотели видеть - блатнягу, пьяницу, пошляка, истерика, искателя дешевой популярности, кумира пивных и подворотен. Пошляки и бездарности вроде Кобзева или Фирсова издавали сборники и демонстрировали в многотысячных тиражах свою душевную пустоту и ничтожество. Каждый раз их легко журили литературоведческие страницы, и дело шло дальше. В то же время все, что делал и писал Высоцкий, рассматривалось под сильнейшей лупой. Его неудачи в искусстве были почти заранее запрограммированы регулярной нечистой подтасовкой - но не относительно тонкостей той или иной роли, а по вопросу вообще участия Высоцкого в той или иной картине. В итоге на старт он выходил совершенно обессиленный. В песнях у него не было ограничений, слава богу, магнитофонная пленка есть в свободной продаже. Он кричал свою спешную поэзию, и этот магнитофонный крик висел над всей страной - "от Москвы до самых до окраин" - как справедливо выразился поэт. За его силу, за его правду ему прощалось все. Его песни были народными, и он был народным артистом, и для доказательства этого ему не нужно было предъявлять удостоверение. Он предчувствовал свою смерть и много писал о ней. Она всегда представлялась ему насильственной. Случилось по-другому. Однако его длинное сорокадвухлетнее самоубийство стало оборотной медалью его яростного желания жить. P.S. Что же касается того, что Владимир Высоцкий всячески отмежевывался от движенья самодеятельной песни, то, как мне кажется, и говорить-то об этом не стоит. Он сам за себя расплачивался и сам свое получал. Просто это было его личное дело. _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
| "Я ЖИВ ТОБОЙ..."Из беседы Марины Влади
с корреспондентом журнала "Огонек" Леонидом Плешаковым. - Если бы нужно было одним словом сказать о Высоцком, о его характере, какую бы черту его отметила как самую главную? - Это невозможно. Он был настолько богатой и щедро одаренной натурой, что о нем невозможно сказать коротко. - Тебе всегда было интересно с ним? - Естественно. Иначе бы мы не прожили двенадцать лет. Он был больше, чем просто муж. Он был хорошим товарищем, с которым я могла делиться всем, что было на душе. И он рассказывал мне все о своих делах, планах, мне первой читал новые стихи и пел новые песни. Придет после спектакля домой уставший, измотанный, все равно могли полночи болтать о жизни, о театре - обо всем. - Но для этого надо было за все эти двенадцать лет не потерять чувства влюбленности... - Представь, нам это удалось. Наверное, в какой-то мере это объясняется тем, что мы не жили постоянно вместе. Разлуки помогают сохранить свежесть чувств и забыть мелочь житейских неурядиц. Хотя, с другой стороны, расставаясь даже на короткий срок, мы практически ни дня не обходились без телефонного разговора и вроде бы соскучиться не успевали... И все-таки влюбленность осталась. - Ты жила в Париже, Владимир - здесь. Семейная жизнь на расстоянии - это не совсем понятно. - Когда я не работала - а такое случалось совсем нередко, - я всегда жила здесь, в Москве. Иногда по несколько месяцев кряду. Но даже если снималась или была занята в театре, то при всяком удобном случае прилетала к мужу. Точно так и Володя. - Переписывались во время разлук? - Первые шесть лет, когда Володя не мог приезжать ко мне, а у меня бывали дела в Париже, мы писали друг другу почти ежедневно. Все его письма я храню у себя дома. В них - наша частная жизнь. Я оставлю их. После моей смерти пусть читают или даже публикуют, если это кому-то интересно. Но сейчас это мое и его, и пусть оно останется пока нашим. К тому же, если говорить откровенно, там ничего особенного нет: нормальные письма влюбленного человека. Они сугубо личные, интимные и не имеют литературной значимости. Между прочим, многие замечали, что даже у очень больших писателей и поэтов их личная переписка значительно менее интересна, чем их литературные произведения. Видимо, в этом есть определенная закономерность. - Как вы проводили свободное время, если оно у вас совпадало? - Путешествия, знакомство с новыми местами. Володя старался показать мне как можно больше всего из того, что он любил, что было ему дорого. Мы побывали с ним на Кавказе, на Украине, совершили круиз по черному морю на теплоходе "Грузия". Как-то он снимался в Белоруссии, взял меня с собой. Мы ездили по республике. Жили в деревне у какой-то бабушки, ночевали на сеновале. Это было прекрасно: кругом великолепный лес, озера. Понимаешь, это были не туристические поездки: что-то посмотрел - покатил дальше. Где бы мы ни останавливались, у Володи находились знакомые, друзья, так что главным оставалось общение с интересными людьми. Для меня это ко всему прочему было узнаванием своих русских корней, открытием родины своих родителей. - Близкого человека всегда хочется познакомить с чем-то, что дорого тебе самому. К чему, по твоим наблюдениям, больше всего лежало сердце Высоцкого? - Он очень любил Москву и хорошо знал ее. Не традиционные достопримечательности, которые всегда показывают приезжим, а именно город, где он родился, вырос, учился, работал. Со всякими заповедными уголками, чем-то близкими и дорогими ему. В его песнях часто говорится об этом. - Наверное, он водил тебя в тот дом на бывшей Первой Мещанской, где когда-то находились меблированные комнаты "Наталис", ставшие после революции обычными коммуналками, где, как поется в одной из его песен, "на тридцать восемь комнаток всего одна уборная..." Сейчас, правда, от этой трехэтажки осталась только часть, и то спрятанная во дворе большого здания на углу проспекта Мира и площади перед Рижским вокзалом... - Да-да, он водил меня и туда, и в дом на Большом Каретном, где тоже жил одно время... - Тебе было интересно? - Конечно. Ведь я не только знакомилась с Москвою Высоцкого, но еще и лучше узнавала его самого, его характер, истоки его творчества. Мы очень любили вечерами бродить по московским улицам. И что больше всего меня поражало, если хочешь, изумляло, покоряло: чуть ли не из каждого окна слышны были Володины песни. - Как он относился к этому? Вообще как он воспринимал свою фантастическую популярность? - Он ее отлично сознавал. К счастью, он при жизни познал большой успех и как артист, и как певец. Он понимал, что народ его любит, что его творчество знают практически все, а большинству оно близко и дорого. Иной раз он писал песню, а уже через три дня она звучала повсюду, была у всех на слуху. И что самое удивительное - ее не передавали по радио, по телевидению, она расходилась мгновенно сама собой только потому, что ее автором был Высоцкий. Как он относился к своей славе? Конечно, внутренне гордился, но никогда не зазнавался, оставался в отношениях с людьми простым, доступным, своим. - Вот эта особая "свойскость" не всегда и не всеми понималась верно. В самых разных уголках нашей страны я встречался с людьми, которые клялись, что были близкими друзьями Высоцкого. Начинаешь расспрашивать, оказывается, они и виделись-то всего один раз, да и то мельком... - Это легко объяснимо. В своих отношениях с людьми Володя умел держаться как-то так по-особому непринужденно и просто, что уже при первом знакомстве каждый мог считать про себя его давним и близким другом. Он был очень обаятельным человеком, что вызывало аналогичную ответную реакцию. Мне не раз приходилось наблюдать, как быстро он умел находить общий язык с самыми различными людьми, причем не только здесь, в России, но и за границей. В чем был его секрет, я так и не поняла до сих пор. К концу жизни Володя уже довольно хорошо говорил и по-французски, и по-английски, так что, приезжая ко мне, мог свободно обходиться без моей помощи в качестве переводчицы. Но уметь говорить и понимать сказанное другими - полдела. Вступить в контакт с совершенно незнакомыми людьми, да так, чтобы они охотно поддерживали разговор с тобой, - это уже искусство. У Володи это получалось легко и непринужденно. Может быть, это происходило потому, что он любил общаться с людьми, они его всегда интересовали и этим он сам был интересен им. Я уже не говорю о тех, кто хотя бы немного знал его творчество. Мои сыновья просто обожали Высоцкого. Средний, Петька, не без его влияния увлекся игрой на гитаре. Тогда Володя подарил ему инструмент. С его легкой руки юношеское увлечение сына стало теперь его профессией. По классу гитары он окончил Парижскую консерваторию, участвует в конкурсах, выступает с концертами. Володю любила вся моя родня, все мои парижские знакомые и, как ни странно, даже те, кто никогда не был связан с Россией, с Советским Союзом ни в каком смысле: ни по языку, ни по политическим условиям. Его песнями у нас заслушивались... - Вот это-то мне как раз больше всего и не понятно: В песнях Высоцкого столько чисто русских идиом, нюансов, которые, на мой взгляд, просто невозможно перевести на другой язык. А без них теряется смысл. К тому же, кроме чисто языковых тонкостей, допустим, того же сленга, в его песнях столько подробностей из нашей истории, особенностей национального характера, если хочешь, нашего образа жизни, быта - и все это непереводимо. Чтобы понять и прочувствовать все - в этом надо родиться, жить. - Естественно, полностью понять его песни могут только те, кто жил в России. Но, кроме слов, в этих песнях еще и Володин темперамент, его экспрессия, тембр голоса, обаяние его личности - все, что не требует перевода, понятно и так. Но, кажется, мы немного отвлеклись. О чем мы говорили? - О том, что у него было много друзей... - Правильнее сказать: у него было много знакомых, которые могли сказать, что являются его друзьями. Но если говорить о самых близких товарищах, с кем он не просто дружески держался, а любил общаться, таких людей было, может быть, двенадцать-пятнадцать, не больше. Люди разных профессий: поэты, писатели, капитан дальнего плавания, артисты, режиссер, радиоинженер, геолог. По их профессиям можно судить о круге интересов самого Высоцкого. Он их всех любил, а они - его. Но не так, как обычные почитатели Володиного искусства, а как человека, как товарища. - А что именно он ценил в них? - Я не могу ответить за него. Круг его друзей автоматически стал моим кумиром. Я пришла как бы на готовое. Знаю только, что это интересные люди. Что они и он были всегда взаимно рады друг другу. Что они остались верны его памяти. Теперь я вижусь с ними довольно редко. Но даже если эти встречи будут происходить раз в год или в пять лет, я уверена, что смогу полностью довериться им с закрытыми глазами и рассчитывать на поддержку. - Какая из его работ нравилась тебе больше всего? - В театре - безусловно, Гамлет. Хотя и другие роли он исполнял замечательно. Свидригайлова, например, Лопахина. До сих пор не пойму, почему тогда не были сняты на видео те спектакли. При современной технике сделать это так просто: поставил камеру и записывай на пленку. Как много людей смогли бы посмотреть спектакли, на которые невозможно было попасть! Эти записи могли бы остаться и будущим поколениям. Но всем этим распорядились как-то не по-хозяйски. В кино его лучшие роли - Дон Гуан из "Маленьких трагедий" Пушкина и фон Корен в фильме по чеховской "Дуэли". По-моему, он сыграл их как никто другой. Но это дело вкуса. Кому-то, возможно, нравятся другие его роли... - Как он писал свои стихи, песни? - Меня об этом все спрашивают, но ответить на такой, казалось бы, простой вопрос - сложная проблема. Володя был очень работоспособным и, если можно так выразиться, работолюбивым человеком. Театральные спектакли, репетиции, съемки, сольные концерты - бесконечная гонка, отнимавшая по восемнадцать часов в сутки. Даже на отдыхе он не мог сидеть просто так, ничего не делая. Всегда был чем-то занят, с кем-то говорил, что-то узнавал, записывал. Но как к нему приходила нужная рифма, образ, почему, я не знаю. Он мог вскочить среди ночи и, как одержимый, писать несколько часов кряду. Но это чисто внешнее наблюдение, в чем же заключалась внутренняя пружина творчества, я объяснить не могу. - Я удивился, что в его кабинете книг оказалось меньше, чем я ожидал. Много, но не столько. - В этом нет чего-то такого особенного. Володя не стремился собирать книги только для того, чтобы иметь большую библиотеку. На его полках только то, что он любил, часто перечитывал, хотел иметь всегда под рукой. - Кого же он перечитывал? - На первом месте Пушкин. Володя его обожал. Я не знаю человека, который читал Пушкина так же хорошо, как Высоцкий. Очень любил он стихи Пастернака. - А где работал Высоцкий? Мне рассказывали, что он хотел в кабинете, прямо за спиной, устроить стенку или ширму... - Разговоры об этом были. В детстве, юности Володя жил в тесноте. Для занятий ему выделялся крошечный уголок. Даже в Матвеевском, где у нас была большая квартира, рабочий кабинет оставался маленьким. Видимо, это вошло в привычку: когда что-то за спиной - уютнее работать. Но вместе с тем я заметила, что для письма ему не нужны были какие-то особые условия. Он мог писать везде: в гостиницах, на теплоходе, на кухне, у друзей на даче, в гостях - всюду. - Правда, что свои стихи он записывал на всем, что попадало под руку: клочках бумаги, пачках из-под сигарет - и поэтому многое из написанного утеряно? - Это не совсем так. Действительно, если приходила нужная рифма, слово, он мог записать их на чем угодно, но потерять - никогда. Написанное второпях он тут же перепечатывал набело. Он вообще был очень аккуратным человеком, а в том, что касалось его творчества - особенно. - Стало привычным, что в своих песнях Высоцкий откликался на разные явления нашего бытия, на неординарные проявления человеческого характера, на все, что выбивалось из общепринятого стереотипа или, наоборот, было уж очень характерной чертой для определенного слоя общества. Не важно, о ком и о чем он писал, чувствовалось, что это его волнует, не оставляет равнодушным. Но, странное дело, вы с ним так много поездили по свету, побывали в стольких странах, а в его творчестве это практически не нашло отклика. Много о нашей жизни и почти ничего о "той". Не задело? Не взволновало? - Думаю, ты неправильно ставишь вопрос. Высоцкий писал не только песенки, как считают многие его почитатели. Кроме песен и стихов, которые не становились песнями, он писал прозу (на мой взгляд, отличную), сценарии, путевые очерки. Я читала - это добротные работы. В некоторых рассказано и о наших с ним путешествиях. - Что у тебя дома осталось в память о Володе - Книга его стихов "Нерв". Его фотопортрет из "Галилея". У меня он с первых дней нашего знакомства. Очень интересный портрет. Суровый. Володя стоит в профиль над горящей свечой... А еще, естественно, его песни. Наши друзья разыскали и переписали все, что он когда-либо пел в театре, кино, на телевидении, в концертах и даже только в своем кругу. - Ты часто слушаешь эти записи? - Нет. Совсем нет. Я не могу слышать его голос, когда его уже нет в живых. Для меня это невыносимо. _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
| Братья Вайнеры
Предисловие к сборнику открыток "Высоцкий в кино и на телеэкране" Мы ехали на студию, опаздывали, торопились, и он, как всегда, гнал машину во весь опор. У Киевского вокзала свистнул пронзительно милиционер, взвизгнули тормоза, замер этот бешеный гон. "Ну, все, заторчали", - махнул он досадливо рукой. Инспектор неспешно просмотрел протянутые документы, мельком взглянул ему в лицо, осуждающе вздохнул: "Превышаете, товарищ Жеглов! Ведь не на "операцию" спешите?" - "А! У меня каждый день операция!" Милиционер возвратил права и домашним, неофициальным тоном попросил: "Не гоните так лошадей, Владимир Семеныч". - "Ей-богу, больше не буду!" - поклялся Высоцкий, включил скорость и погнал пуще прежнего... Высоцкий, обещая милиционеру соблюдать правила, не обманывал его - у него просто не было времени объяснить, что он не может двигаться как все, что у него мало дней, часов, минут, что времени почти не осталось, а забот, обязательств и планов - будто впереди долгий век. Большой цейтнот. Невероятная острота чувствования от всегдашнего дефицита времени. Каждая строка, каждая роль, каждый глоток и вздох - как будто последний. Владимир Высоцкий прожил сорок два с половиной года ровно - день в день. Кто-то из его поклонников подсчитал, что составило это 15520 дней. Десять дней натекло, по капелькам собралось за счет високосных годов. Ах, какая-то скорбная арифметика, какая грустная статистика! Как удручающе мал срок жизни художника... Ведь их возраст нельзя мерить анкетной хронологией, календарной цифирью - их жизненный срок имеет другую насыщенность, каждый прожитый ими день имеет другой удельный вес! Вместили же эти немногочисленные, в общем-то, дни сотни написанных Высоцким стихотворений, тысячу песен (с различными вариантами), десятки сыгранных ролей на театре и в кино, бессчетные концерты и выступления. Другой вопрос - какой ценой это давалось... Знаменитую свою балладу о детстве написал Высоцкий за один день, за несколько часов. Летели в Одессу, купил в киоске перед посадкой журнал "Советский экран", уселся в кресло, перелистнул несколько страниц, отложил журнал, достал ручку и стал искать бумагу. Ни у кого не нашлось нескольких чистых листочков, и тогда Высоцкий стал писать прямо на журнале, на белых полях. Писал строку, вычеркивал, вновь вписывал какие-то слова, на полосе выстраивались неровные столбики строф. Когда приземлились в аэропорту, он поднял веселый глаз: "По-моему, смешная штука получается..." Из аэровокзала поехали на море, на дачу к режиссеру Говорухину. Все купались, веселились, жарили шашлык, а Высоцкий лежал в стороне на песке и усердно трудился над исписанным вдоль и поперек журналом. Часа через три сказал: "Несите гитару, вроде бы готово..." Кажется, это была первая и окончательная редакция. Исписанный прыгающими стремительными буквами Высоцкого журнал "Экран" до сих пор хранится у Станислава Говорухина. Постоянный дефицит времени, гонка с судьбой определили в Высоцком безошибочность принимаемых им решений, точное знание, чего он хочет. Десять лет назад подарили мы ему один из сигнальных экземпляров романа "Эра милосердия". На другой же день он явился и с порога сообщил: "Я пришел "застолбить" Жеглова..." Мы удивились - в каком смысле "застолбить"? Высоцкий уверенно сказал: "Это будет фильм. Наверное, большой. И это Моя роль. Никто вам так не сыграет Жеглова, как я..." Мы и не сомневались в этом. В нашем детстве было много общих воспоминаний - мы помнили голодную послевоенную Москву, мы знали словечки Сухаревки, рядом с которой жили, мы были соседями во времени, обстоятельствах, судьбе. Еще до начала съемок фильма "Место встречи изменить нельзя" Высоцкий горел идеей сделать фильм не казенный, а "артельный", то есть не по плану, не по табельному времени "от - до", а от всего сердца, для себя, что для него автоматически предполагало - для всех. И, видит бог, работал он от всего сердца. Съемки пяти серий длились в Одессе без малого год. Высоцкий занят почти в каждом эпизоде, а участие в спектаклях Театра на Таганке - само собой. Не раз случалось ему после съемочной смены мчаться в аэровокзал, самолетом - в Москву, играть спектакль, и ночным рейсом - пассажирским, а когда и попутным грузовым - возвращаться в Одессу, чтобы с восьми утра уже быть на съемочной площадке. Жизнь со временем наперегонки. Его поразительная способность увлекаться новой идеей, воспламеняться замыслом предстоящей работы вполне уживалась в нем с практичной четкостью планирования будущих дел. Однажды мы сидели в чахлом скверике Одесской киностудии, коротали перерыв в съемке шутками и невероятными историями, приключившимися в нашей жизни, и вдруг Высоцкий, без всякой видимой связи с текущими разговорами, заявил нам: "Ребята, вы должны написать вторую часть "Эры милосердия"! Продолжение - роман о Жеглове после поимки банды "Черная кошка". Сделаем потрясающий фильм!.." Мы стали отнекиваться, отказываться, отбиваться, объясняя, что ни по каким обстоятельствам не готовы к такой работе. Но не от Высоцкого, загоревшегося интересной ему мыслью, можно было легко отбиться. Никто не умел так уговаривать, грозиться, заманивать, сулить: "Подумайте сами, как все сказочно сходится: мы заканчиваем картину, я запускаюсь на год снимать "Зеленый фургон", а вы за это время пишите роман. Шашки наголо - и в бой!" И как-то незаметно для себя мы начали обсуждать с Высоцким тему, сюжет, персонажи, подробности жизни в 1947 году, и когда опомнились спустя какое-то время, то говорили о продолжении романа как о чем-то решенном. Высоцкий не снял "Зеленый фургон". Не успел. А мы не написали роман - не стало героя. Прошло несколько лет, пока мы поняли, что у нас есть долг перед Высоцким - довести до конца его замысел и рассказать о жизни и смерти человека, который знал, за что и как он умрет. И мы еще надеемся успеть свой долг оплатить. Из воспоминаний Людмилы Гурченко ...Познакомились мы в 1962 году в шумной, разношерстной компании, в большой красивой квартире, где хозяин устраивал вечера гастролеров-развлекателей. У меня был такой период жизни, когда в кино работы не было, а времени свободного было ого-го сколько. Куда только судьба не заносила. В той компании я уже отвыступала и числилась актрисой вчерашнего дня. Высоцкий приехал с гитарой в сопровождении нескольких друзей. Хоть я уже и знала, что внешне он совсем не такой, каким его представляла, у меня все равно была надежда, что я подсмотрю в нем особенное. Нет. Было разочарование. Но недолгое. Потому что, как только он поздоровался со всеми и перебросился несколькими словами с хозяином, он тут же запел. Пел, что хотел сам. Пел беспрерывно. Казалось, для него главное - что его слушали. Слу-ша-ли! Впечатление было, как от разрыва снаряда. Да нет, если бы он не пел, он бы просто с ума сошел от внутренней взрывной энергии. Такое было второе впечатление. А сейчас я думаю, что он не мог найти нужного равновесия из-за огромной внутренней непрекращающейся работы, когда нет сил (или времени?) посмотреть на себя со стороны. А вот так, будучи самим собой, - выпотрошенным, усталым, непарадным - он, конечно же, рисковал многих разочаровать. Он все время был обращенным в себя и в то же время незащищенным, как на арене цирка. Чувствовал, что надо удивлять, но одновременно и понимал, что этого ему не простят. Но это я сейчас так думаю. А тогда... Тогда я попросила: "но тот, кто раньше с нею был..." Потом его рвали во все стороны, что-то говорили, пожимали ему руки. Но были лица и равнодушные: "Ну, и что тут такого?" О, сколько я видела таких лиц!" После долгого перерыва я увидела его вместе с Мариной, на фирме "Мелодия". Богиня экрана обаятельно, делово, с напором доказывала кому-то, что нужно выпустить "гран-диск Волёди". "Мариночка, Мариночка", - останавливал ее Володя своим чудным голосом. Да, действительно был другим. Красивым, высоким. И неземная Марина не казалась рядом с ним большой, затмевающей. И пел он по-другому. В голосе появились такие нежные, щемящие обертона... "Волёдя, спой еще! Ой, Волёдя, шьто ты со мной делаешь!" И обнимала его, и голову на плечо ему укладывала. И хотя у нас такие отношения "на людях" не очень-то приняты, но от этой пары исходило такое сияние, что - ну, не знаю - если на свете и есть настоящая любовь, то, ей-богу, это была она!" Иосиф Хейфиц: Две роли Высоцкого Мое знакомство с Владимиром Высоцким началось, как и для многих, с его песен. Это было в конце шестидесятых. В киноэкспедиции в Крыму я слышал их ежедневно, идя на съемку мимо ялтинского тира. Они привлекали толпы посетителей в фанерный павильон, заглушая хлопки мелкокалиберных ружей. Пластинок с его песнями тогда еще не было. Их успешно заменяла запись "на ребрышках". Так называли целлулоидные прямоугольники старых рентгенограмм. Записанную "на ребрышках" я и услышал впервые его песню, если память мне не изменяет - эту: "Он пил как все, и был как будто рад, а мы, его мы встретили как брата... А он назавтра продал всех подряд, ошибся я, простите мне, ребята..." Толпа зачарованно слушала, и меня, помню, сразу взял за душу этот не то голос, не то крик. Будто чьи-то сильные руки сжимают горло певца и не отпускают, а он силится допеть, докричаться. Я спросил: "Кто это?" Мне ответили, удивившись моему невежеству: - Это Володя Высоцкий. По голосу он представлялся мне могучим мужчиной богатырского сложения, этаким суперменом. И поэтому, когда в начале семьдесят второго года я искал исполнителя роли зоолога фон Корена для своего фильма по чеховской "Дуэли", я вспомнил о Высоцком. У Чехова фон Корен широкоплеч, смуглолиц, фигура его производит впечатление мощи, и весь он - воплощение высокомерия и холодности. Но вот приехал из Москвы и стоит передо мной человек невысокого роста, даже, можно сказать, щуплый. Большая, красиво посаженная голова подчеркивает некоторую непропорциональность фигуры. Я был поражен несоответствием голоса и внешности. Ну вот, смотрю я на него и недоумеваю: рядом с Олегом Далем, кандидатом на роль Лаевского, он кажется маленьким. Мне так не хочется отказываться от его участия в фильме. И чем больше всматриваюсь в него во время нашей беседы, тем все решительнее прихожу к выводу, что можно сделать поправку к чеховскому описанию внешности фон Корена. А что, если этот "прежде всего деспот, а потом уж зоолог" именно таков: ниже среднего роста, щуплый? И несмотря на это, а скорее именно благодаря этому, он "король и орел, держит всех жителей в ежах и гнет их своим авторитетом". Решившись, прямо говорю об этом Володе. И обретаю союзника. - В самом деле,- вспоминает он,- есть много примеров тому, что тираны и деспоты - часто люди маленького роста, и свой недостаток пытаются возместить жаждой власти и превосходства. Но вернемся к началу нашей встречи. Я обратил внимание на то, что чем глубже вживался он в свою роль, чем успешнее шла подготовка актерской пробы, тем все чаще предрекал он свой неуспех, не скрывал, что его что-то тяготит. Однажды он сказал мне: - Все равно меня на эту роль не утвердят. И ни на какую не утвердят. Ваша проба - не первая, а ни одной не утвердили, все - мимо. Наверное, "есть мнение" не допускать меня до экрана. А после кинопробы, в которой подтвердилась принятая нами формула "фон керенщины" и сложность характера проявилась даже в небольшом отрывке, Володя, отозвав меня в сторону, сказал: - Разве только космонавты напишут кому следует. Я у них выступал, а они спросили, почему я не снимаюсь... Ну, и обещали заступиться. Видимо, письмо космонавтов дошло. Володю утвердили на роль, и мы отправились в Феодосию на съемки. Критика высоко оценила работу Высоцкого. О фон Корене писали как о его несомненной удаче. На Международном кинофестивале в Тоармине, в Сицилии, я узнал, что этот успех Володи был отмечен в 1978 году призом за лучшую мужскую роль. Наша страна в этом фестивале раньше не участвовала, и никто, в том числе и Володя, об этой высокой награде не знал. Вернувшись в Москву, я хотел обрадовать Володю, но он был в отъезде. А потом я надолго уезжал и все никак не мог сообщить об этом, все откладывал. И, к великому огорчению... опоздал. Но я забегаю вперед. Года через два после "Дуэли" мы встретились вновь. Я увидел его в буфете "Ленфильма", мы радостно обнялись, и он, как обычно, без церемоний, как-то по-свойски, сказал мне, что надо бы нам опять встретиться на съемочной площадке. Я готовился в это время к работе над повестью П. Нилина "Дурь" (сценарий назывался "Единственная") и еще не приступал к подбору исполнителей. Но авансом дал обещание пригласить Володю на одну из ролей. И эта роль вскоре определилась. Руководитель клубного кружка песни. Несостоявшийся "гений". Неудачник с какой-то жизненной тайной, поломавшей судьбу. Ему сразу же понравилась идея сыграть неудачника и провинциального завистника. Как умный актер, он и не гнался за внешней выигрышностью, эффектностью роли. Его привлекало внутреннее содержание, многоплановость, особая "тайна" характера, недосказанность и странность поступков. Он даже несколько огорчился, узнав, что в роли есть эпизод, где он поет. - Все зрители думают: раз Высоцкий, значит, петь будет. Нехватало, чтобы фон Корен с гитарой ходил и пел. Но поняв, что его песня - совсем не "шлягер", а скорее "антишлягер", что петь он будет как несостоявшийся эстрадный кумир, в поношенном костюме с авоськой, в которой болтается бутылка кефира и восьмушка чая, он согласился и спел свою "Погоню", несколько изменив манеру исполнения. Хотя роль была не главная, он относился к ней на редкость ответственно и дисциплинированно. Мне вспоминается один случай. У Володи оказался единственный свободный от спектакля и репетиции день перед отъездом на зарубежные гастроли. В театре шла подготовка к отъезду, работали без выходных. На этот единственный день и была назначена важная съемка в Ленинграде. С трудом освободили всех партнеров, кого на всю смену, кого - на несколько часов. Как на зло, вечерний спектакль в Москве заканчивался поздно, и на "стрелу" Володя не успевал. Договорились, что он прилетит в день съемки утренним самолетом. Нетрудно представить себе нервное напряжение съемочной группы. Если эта съемка по каким-либо причинам сорвется - собрать всех участников не удастся раньше, чем через месяц. А это уже ЧП! По закону бутерброда, падающего всегда маслом вниз, в то злополучное утро поднялась метель. Ленинград самолетов не принимал, аэропорт слабо обнадеживал, обещая улучшение обстановки во второй половине дня. При максимальном напряжении снять сцену за полдня не удастся. Все сидели в павильоне с "опрокинутыми" лицами, проклиная погоду и не находя выхода. И вдруг (это вечное спасительное "вдруг") вваливается Володя, на ходу надевая игровой костюм, а за ним бегут костюмеры, гример, реквизитор с термосом горячего кофе. - Володя, дорогой, милый! Каким чудом? Администрация с аэродрома звонит - надежды нет! - А я ребят военных попросил. Они и в такую погоду летают. К счастью, оказия была. За сорок минут примчали! Но вот однажды я, помню, возвращался после какого-то совещания по улице Воровского. Был пасмурный весенний день, снежная каша на тротуарах. Слышу - догоняет меня мчащаяся машина, близко к тротуару. Оглядываюсь и сторонюсь, чтобы не обрызгало. Резко тормозит заляпанный грязью, что называется, "по самые уши" серый мерседес. Выскакивает Володя. Здороваемся, и я ему говорю: - Легок на помине! Володя, я задумал экранизировать бабелевский "Закат" и "Одесские рассказы". И вы у меня будете играть бандита Беню Крика. Он широко улыбнулся и, не раздумывая, грохнулся на колени прямо в снежную кашу... Это была наша последняя встреча. Замысел мой не осуществился, пришлось менять свои планы. И вот однажды частый и тревожный звонок междугородной. Хватаю трубку и слышу, кто-то плачет и долго не может начать говорить. Бледнея, жду. Сквозь рыдания такой знакомый голос Ии Савиной: - Володя умер... умер,- и больше ни слова, только плач. Я тоже плачу, как, наверно, в это утро тысячи людей... _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
| Станислав Говорухин: Место встречи изменить нельзя
Можно сказать, что не я пригласил Высоцкого на картину "Место встречи изменить нельзя", а он - меня. Однажды он говорит мне: - Знаешь, тут мне Вайнера сказали, что у них для меня есть хорошая роль. Ты почитай роман, мне сейчас некогда - в Парижск уезжаю... (Именно так он называл этот город.) Я взял у него роман, он назывался "Эра милосердия", прочел и... просто обалдел. Когда Володя приехал, я сказал ему: - Роман, действительно, классный, и роль потрясающая. Ты ничего похожего еще не играл, представляю, как ты это сделаешь... И когда мы сразу после этого разговора поехали к Вайнерам, Володя еще не читал книги (впрочем, авторы этого так и не узнали). Нас встретили два добродушных полных человека, два гостеприимных хозяина, любители поговорить, посидеть за столом... Мы понравились друг другу, быстро нашли общий язык - наши представления о фильме не расходились - ив общих чертах договорились о совместной работе. Володю я мог бы утвердить и без проб, потому что для меня, как и для всех нас, было ясно, что эту роль должен играть только он. Но это происходило в те времена, когда он еще ни разу не появлялся на телеэкране, а тут - такая одиозная фигура - в пятисерийном фильме! Поэтому я сделал на эту роль несколько проб других актеров, которые заведомо не могли тягаться с Высоцким. И когда показывал руководству пробы, я показал и эти пробы, которые были, конечно, гораздо хуже проб Высоцкого. Начальство это очень убедило. - Конечно, только Высоцкий! - сказали они и довольно легко утвердили его на роль. Книга ему тоже очень понравилась. Когда мы писали режиссерский сценарий, он приезжал к нам в Переделкино, принимал участие в работе. В частности, Володя придумал историю с фотографией Вари, приклеенной на дверь среди других фотографий, когда в сцене в подвале надо было дать Шарапову какой-то знак - указать дверь, ведущую к спасению. Он очень хотел спеть в этом фильме. Среди предлагавшихся им песен были и "За тех, кто в МУРе", и "Песня о конце войны", и "Баллада о детстве". Но, хотя песни мне и нравились, я был категорически против. Я считал, что это разрушит образ, и это будет уже не капитан Жеглов, а Высоцкий в роли капитана Жеглова. Володя обижался, мы ссорились. А однажды, когда я попросил его спеть в кадре песню Вертинского, он ответил: - Если ты не хочешь, чтобы я спел свое, не буду петь и Вертинского. Нашел в записной книжке такую запись. "Володя: у меня все наоборот - если утону, ищите вверх по течению". Откуда это? Так не похоже на Высоцкого. Он был человеком, который твердо знал - куда, ради чего и на что он идет. Хотя... Так хотел сниматься, так волновался: утвердят - не утвердят на роль Жеглова, и вдруг... 10 мая 1978 года-первый день съемок. И день рождения Марины Влади. Мы в Одессе, на даче нашего друга. И вот - неожиданность. Марина уводит меня в другую комнату, запирает дверь, со слезами просит: "Отпусти Володю, снимай другого артиста". И Володя: "Пойми, мне так мало осталось, я не могу тратить год жизни на эту роль!" Как много потеряли бы зрители, если бы я сдался в этот вечер. Однажды, когда я рассказал этот случай на встрече со зрителями, из зала пришла записка: "А стоит ли год жизни Высоцкого этой роли?" Вопрос коварный. Если бы год, который заняли съемки, он потратил на сочинение стихов, тогда ответ был бы однозначным: не стоит! Быть поэтом - таково было его главное предназначение в этой жизни! Но у Володи были другие планы, я знал их, и мы построили для него щадящий режим съемок, чтобы он мог осуществить все задуманное: побывать на Таити, совершить гастрольное турне по городам Америки... Он давно подумывал о режиссуре. Хотелось на экране выразить свой взгляд на жизнь. Возможность подвернулась сама собой. Мне нужно было срочно уехать на фестиваль, и я с радостным облегчением уступил ему режиссерский жезл. Когда я вернулся, группа встретила меня словами: "Он нас измучил!" Шутка, конечно, но, как в каждой шутке, тут была лишь доля шутки. Привыкших к долгому раскачиванию работников группы поначалу ошарашила его неслыханная требовательность. Обычно ведь как? "Почему не снимаем?" - "Тс-с, дайте настроиться. Режиссеру надо подумать". У Высоцкого камера начинала крутиться через несколько минут после того, как он входил в павильон. Объект, рассчитанный на неделю съемок, был "готов" за четыре дня. Он бы в мое отсутствие снял всю картину, если бы ему позволили. Он, несущийся на своих конях к краю пропасти, не имел права терять ни минуты. На зато входил он в павильон абсолютно готовым к работе, всегда в добром настроении и заражал своей энергией и уверенностью всех участников съемки. По этой короткой пробе легко было представить его в роли режиссера большой картины. Зато на тонировке с ним было тяжело. Процесс трудный и не самый творческий - актер должен слово в слово повторить то, что наговорил на рабочей фонограмме, загрязненной шумами, стрекотом камеры. Бесконечно крутится кольцо на экране. Володя стоит перед микрофоном и пытается "вложить в губы" Жеглова нужные реплики. Он торопится, и оттого дело движется еще медленнее, он безбожно ухудшает образ. "Сойдет!" - кричит он. Я требую записать еще дубль. Он бушует, выносится из зала, через полчаса возвращается, покорно становится к микрофону. Ему хочется на волю, а кольцо не пускает. Ему скучно, он уже прожил жизнь Жеглова, его творческое нутро требует нового, впереди ждут Дон Гуан и Свидригайлов, а внизу, у подъезда, нетерпеливо перебирают ногами и звенят серебряной сбруей его Кони. Консультантом на фильме был заместитель министра МВД СССР генерал-лейтенант К. И. Никитин. Он просил, чтобы Жеглов хотя бы раз показался на экране в милицейской форме. Ёту просьбу мне необходимо было выполнить, потому что за это я рассчитывал получить возможность оставить, к примеру, сцену, где Жеглов подбрасывает в карман Кирпичу кошелек, да и вообще предполагал, с какими огромными трудностями мы столкнемся при сдаче картины. Но Высоцкий был неумолим: - Нет, форму я не надену ни за что! Для него милиционер сталинских времен ассоциировался с теми людьми, которые творили то страшное беззаконие. Он столько был наслышан об этом и так больно это переживал, что все, что было связано с милицией, не переносил на дух. И тогда мне пришлось придумать ему сцену, где он стоит у зеркала в кителе и произносит примерно такой текст: - Вот, Шарапов, моя домашняя одежда, вроде пижамы. - Почему? - спрашивает Шарапов. - Да потому что никогда не носил, да, наверное и носить не придется. Потом он, с большим трудом уговоренный мной садится в этом кителе к роялю и произносит несколько строк из "Лилового негра" Вертинского, но, будучи верным своему слову не петь, каждый раз перебивает их репликами, обращенными к Шарапову. И тут же снимает китель. Это и осталось единственным его появлением в милицейском мундире. А трудности с приемом картины действительно были немалые: многие реплики, какие-то жаргонные выражения просто возмущали тогдашнее "высоконравственное" руководство МВД. И, конечно, если бы не совпадение некоторых обстоятельств, картина в таком виде никогда бы не вышла на экран. Вениамин Смехов: Без отдыха, без паузы Высоцкий в удивительной степени был исключением из правила. Он брал кино на таран - как пел песни. И как жил. Его любили все наши лучшие кинорежиссеры, хотя снимался он у лучших крайне редко. То ли ролей не выпало, то ли мешал стереотип мышления: долго считалось, что, мол, певец и поэт не является таким уж сильным актером... Высоцкий - и в этом театр ему был верным пособником - пошел на таран холодной стены недоверия к себе. Он сыграл Гамлета и Галилея, Лопахина и Свидригайлова - сложнейшие роли мирового репертуара. Он сыграл их так, что об этом стало слышно по всему белому свету. ...И все-таки Высоцкий без конца снимался. Я помню, как Володя уходил в кинопериод - с головой, с полной затратой энергии, души, любви. Кино было одним из предметов его страсти. Порой режиссеры судили по привычке: "Актеры - такой уж народ, за роль в кино все бросят, ясное дело, популярность, миллионы глаз..." По-моему, кино Высоцкий любил особо, индивидуально и честно (как все, что творил в искусстве). ...В 1967 году в Измаиле на Дунае шли натурные съемки фильма "Служили два товарища". Одна из основных ролей - поручик Брусенцов - едва ли не лучшая, серьезнейшая работа в кино актера Высоцкого. Не могу ответить теперь, почему я так был настроен тогда против киноактерства - и в шутку, и в крик. В это время, тесно общаясь с Володей и Валерием Золотухиным по сцене и вне сцены, мы переживали совместно радости хороших ролей в таких премьерах, как "Павшие и живые", "Пугачев", "Послушайте!". Мы если и спорили, то, кажется, лишь на тему кино. Я говорил: имея такие роли, таких зрителей, экран можно любить из чистого фанфаронства и из суеты чувств. Они смеялись: ты хоть раз попробуй сняться в хорошей роли, все свои глупости забудешь... А я шумел, что и пробовать противно, потому что киноартисты - в большинстве своем покалеченные славой, легкостью забот и больные честолюбием люди... Все-таки они меня переубедили. Золотухин снялся в "Пакете", и там была работа, настоящая работа настоящего артиста. Высоцкий порадовал ролью в "Коротких встречах", это была встреча с очень чистым, трогательным кинематографом. Переубедили работой - не только ее результатом, но и процессом. Как-то после спектакля "Павшие и живые" вышли с Высоцким к Садовому кольцу. "Знакомься, это Евгений Карелов, он режиссер, я снимаюсь у него. Фильм должен получиться отличный. Сценарий Фрида и Дунского, понял? Я дам тебе почитать, завтра вернешь". - А мне-то зачем? Потом посмотрю ваше кино... - Дурачок, вот Женя посмотрел тебя в театре, ну, не такая большая, но есть в фильме роль хорошего мужика, барона, как его... Краузе. Со мной будешь. Съемки под Одессой... Артисты замечательные. Роль твою разовьем, я уже говорил сценаристам... Чего ты морщишься? Жень, скажи дурачку. ...Невозможно спрятаться от его убежденности. Высоцкий не выносил упрямства перед очевидностью. Факт налицо: режиссер, роль, полет. Одесса, все свои, увлекательность сюжета, профессиональный интерес. А человек сопротивляется. Еще два раза, сверкая очами, повышая голос до опасного тона, он повторяет аргументы... если и после этого не согласишься - неизвестно, чем кончится буря гнева... Я пишу и улыбаюсь, гляжу на портрет улыбающегося Володи, но, поверьте, что в жизни в подобной ситуации было не до улыбок. Я согласился попробовать. Врач Анатолий Федотов, который не раз спасал Высоцкого от верной смерти, вспоминает… 14 сентября 1979 года Высоцкий выступал на Пятигорской студии телевидения. "Какой вопрос вы бы хотели задать самому себе?" - спросил его ведущий. Высоцкий ответил: "Я вам скажу... Может быть, я ошибусь... Сколько мне еще осталось лет, месяцев, недель, дней и часов творчества? Вот такой я хотел бы задать себе вопрос. Вернее, знать на него ответ". К сожалению, ответ на этот вопрос был бы неутешителен. До смерти Высоцкого оставалось чуть более 9 месяцев. В последние годы жизни он часто "уходил в пике" - то есть злоупотреблял алкоголем, а потом и наркотиками. Как считают друзья Высоцкого, эти срывы были для него какой-то формой разрядки. К сожалению, они же стали причиной его ранней гибели. Врач Анатолий Федотов, который не раз спасал Высоцкого от верной смерти, вспоминает: "18 июля 1980 года я с сыном был на "Гамлете" - меня нашел Валера Янклович. - Володе очень плохо. Я - за кулисы. Вызвали скорую. Сделали укол - он еле доиграл. А на следующий день ушел в такое "пике"! Таким я его никогда не видел. Что-то хотел заглушить? От чего-то уйти? Или ему надоело быть в лекарственной зависимости? Хотели положить его в больницу, уговаривали. Бесполезно! Теперь-то понятно, что надо было силой увезти. 23 июля при мне приезжала бригада реаниматоров из Склифосовского. Они хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании, чтобы перебить дипсоманию. Был план, чтобы этот аппарат привезти к нему на дачу. Наверное, около часа ребята были в квартире - решили забрать через день, когда освобождался отдельный бокс. Я остался с Володей один - он уже спал. Потом меня сменил Валера Янклович. 24 июля я работал... Часов в восемь вечера заскочил на Малую Грузинскую (домой к Высоцкому). Ему было очень плохо, он метался по комнатам. Стонал, хватался за сердце. Вот тогда при мне он сказал Нине Максимовне: - Мама, я сегодня умру... Я уехал по неотложным делам на некоторое время. Где-то после двенадцати звонит Валера: - Толя, приезжай, побудь с Володей. Мне надо побриться, отдохнуть. Я приехал. Он метался по квартире. Стонал. Эта ночь была для него очень тяжелой. Я сделал укол снотворного. Он все маялся. Потом затих. Он уснул на маленькой тахте, которая тогда стояла в большой комнате. А я был со смены - уставший, измотанный. Прилег и уснул - наверное, часа в три. Проснулся от какой-то зловещей тишины - как будто меня кто-то дернул. И к Володе! Зрачки расширены, реакции на свет нет. Я давай дышать, а губы уже холодные. Поздно. Между тремя и половиной пятого наступила остановка сердца на фоне инфаркта. Судя по клинике - был острый инфаркт миокарда. А когда точно остановилось сердце - трудно сказать... Вызвал реанимацию, хотя было ясно, что ничего сделать нельзя. Вызвал для успокоения совести. Позвонил в милицию, чтобы потом не было слухов о насильственной смерти. Смог бы я ему помочь? Трудно сказать, но я бы постарался сделать все. До сих пор не могу себе простить, что заснул тогда... Прозевал, наверное, минут сорок". Однако же все повторяется. "Пободрствуйте со мной",- просил Христос апостолов. Не пободрствовали. _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
such_a_beautiful_day
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
| надо было посовременнее современников найти. |
such_a_beautiful_day писал(а): надо было посовременнее современников найти.Современники то не твои, а ВВ. _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
such_a_beautiful_day
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
| было бы интересно узнать что думают о нем мои современники. |
| such_a_beautiful_day
Диапазон дат рождения, плиз. _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
such_a_beautiful_day
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
| а ты найдешь?
давай 80-85 г.р. |
such_a_beautiful_day писал(а): а ты найдешь?
давай 80-85 г.р. Давай с тебя начнем - что ты думаешь о ВВ? _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
such_a_beautiful_day
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
| Как о человеке только положительно.
Как об атере тоже. Как о музыканте..... говно. барды маст дай. Ды к тому же похоже он один из прородителей блатной песенки. |
such_a_beautiful_day писал(а): похоже он один из прородителей блатной песенки.Да она до него была, так то. Популиризатор - да. _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
such_a_beautiful_day
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
| ну все равно я это не приветствую. точно так же как и круга и им подобных. |
such_a_beautiful_day писал(а): ну все равно я это не приветствую. точно так же как и круга и им подобных.Я тоже. Но это немного не в тему. _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
| респект Высоцкому.
я лично ваще никак несвязываю его с блатняком. для сегодняшних наших современников думаю он на любителя. ничего плохо в музыке у него нет. |
| кстати, да. интересно слышать мнения о ВВ любителей 'шансона' = типа играет классно, но жалко, что песни не за жызнъ |
such_a_beautiful_day
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
Запомнил кнопки...
Пол:
Зарегистрирован: 13.01.2006
Сообщения: 169
Откуда: славный милый городок
Статус: Offline
| да по-моему есть у него зажись песни, это только по телеку показывают песенку про жирафа. |
А про жирафа - тоже за жизнь  _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
| жираф тоже за жизь, . смотря какой писатель, и если текст не совсем идиотский, филосовскую фичу всегда можно наплести. |
| Высоцкий и блатняк совсем разное....не надо путать одно с другим, мне лтчно песни Высоцкрго очень нравятся. но мне не нравится его манера исполнения. А как человек он мне нравится, сейчас мы читаем о нйм , смотрим прграммы, в которых обычно говорят ток хорошее, но челове не может быть только хорошим......не знаю какой он был на самом деле |
| про мангуста песенка.....эх классная |
| офф.
Булат нравится песня о Володе  .как наш двор не обижали_________________ Long Live Rock-N-Roll |
Петрович
Ведущий банщик
Пол:
Зарегистрирован: 31.08.2005
Сообщения: 1392
Откуда: Сибирь...
Статус: Offline
Ведущий банщик
Пол:
Зарегистрирован: 31.08.2005
Сообщения: 1392
Откуда: Сибирь...
Статус: Offline
| Хроника
Есть у него и блатняк. И много. "Тот, кто раньше с нею был", ''Жаль пошел я в пику, а не в черву" - первое что пришло в голову. |
Лихоим
Вольный художник
Пол:
Зарегистрирован: 21.09.2007
Сообщения: 3474
Откуда: The Cave
Статус: Offline
Вольный художник
Пол:
Зарегистрирован: 21.09.2007
Сообщения: 3474
Откуда: The Cave
Статус: Offline
С Днем Рождения, Владимир Семенович!
 _________________ ...No One Here Get's Out Alive |
 _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
_________________ Я ещё та "чёрная кошечка", дорогу перейду тьфу-тьфу не поможет.. |
Страница 1 из 1
Список форумов Шадринский форум -> Искусство -> Музыка -> Они поют и играют -> Современники о Владимире Высоцком
| |
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах Вы не можете вкладывать файлы Вы можете скачивать файлы |