Есть такой анекдот:
Собрались два бизнесмена переговоры учинить. Ну, встретились где-то в кабаке, заказали себе по рюмарю того, что там бизнесмены на переговорах пьют; принесли им, пригубили они, значицца, и смотрят друг на друга. Молчат. Потом один говорит: — О’кей, предположим, Вы назвали цену, за которую хотите продать, я назвал цену, за которую хочу купить, мы оба посмеялись… Переходим к делу! Торг на рынке в Китае приблизительно так и выглядит: наисвятейший взгляд китайца-продавца, называющего лаоваю1 (европеоиду, то бишь) цену в три-четыре раза больше истинной; гомерический хохот покупателя, утверждающего, что таких цен не бывает даже в самых дорогих бутиках Нью-Йорка, Парижа и Милана; картинное заламывание рук, загибание пальцев на руках и ногах с перечислением полных имен всех родственников, которые сидят на натруженной шее несчастного продавца; демонстративное швыряние столь понравившейся вещи на прилавок, резкий разворот в сторону выхода; коброобразный бросок продавца вслед, с мощным захватом за рукав; начинается непрерывное стрекотание кнопок калькулятора — продавец цену снижает, покупатель повышает; наконец — «О’кей? О’кей!»; шуршание купюр — сначала тщательно отсчитываемых покупателем, затем не менее тщательно проверяемых продавцом; и все это под жалобные причитания на тему того, что его, бедного-несчастного китайца, обжулили, ограбили, что заставили продать ниже себестоимости, и он до сих пор не может, дурак, понять, зачем он все это делает, разве только потому, может быть, что этот покупатель — его лучший друг… А потом он дает покупателю визитную карточку своего магазинчика и берет смертную клятву в следующий раз приходить только к нему, и ни к кому более! Карточка берется, клятва дается, и стороны расходятся, безмерно довольные друг другом и собой… И всенепременно — пара-тройка (а то и больше) восторженных зрителей всей этой комедии. Есть люди, которые просто обожают ходить на рынок именно для того, чтобы поторговаться. У меня есть приятель из Колумбии, так вот он каждый раз, когда ему нужно снять стресс, идет и покупает себе новые часы. Ну, эти знаменитые китайские подделки, которые являются точными копиями всяких там лонжинов, брайтлингов и ролексов, знаете? Он уже два года минимум раз в два месяца ходит в одно и то же место, к одному и тому же китайцу. Они знают друг друга прекрасно, даже пару раз уже выпивали вместе. И все равно: каждый раз китаец говорит ему, что вот эти вот конкретные часы — чистый эксклюзив, и только ему, как другу и брату, готов их уступить по смехотворной цене 1000 юаней (100 евро), практически по себестоимости. Далее следует описанная выше сцена, цена снижается до 80–100 юаней, сделка совершается. Все счастливы, стресса больше нет. У этого моего приятеля дома часов — штук двадцать уже. Во всех торговых переговорах предполагается, что продающая сторона движется в сторону понижения цены продажи, а покупающая — в сторону повышения цены покупки. Где-нибудь посередине они сходятся к обоюдному удовольствию. Это нормально, когда покупаешь по мелочи, не зная точно реальной цены товара — если и переплатишь, то немного. Так же раньше поступал и я. Но тут понадобилось мне закупить кучу всяких шмоток на зиму, чтобы из Питера не волочь. Гардероб подлежал обновлению процентов на девяносто — затраты, прямо скажем, немаленькие. А у меня есть проблема: не умею я торговаться. То есть теоретически, конечно же, умею, да и практически тоже, когда речь о бизнесе идет, а вот когда всякие там мелочи для себя покупать — фактически не торгуюсь. При этом я знаю, что переплачиваю, я даже знаю настоящую цену, но — не хочу. Потому что лень. Точнее, времени жалко. А кайфа особого я в процессе торга не нахожу. Ну, не люблю я торговаться!.. Но в данном случае, однако, игра стоила свеч. В смысле, нужно было напрячься и сэкономить. Тогда я решил помыслить, и не просто так помыслить, а перпендикулярно. Или, как нынче модно говорить, «латерально». В первую очередь я понял, что надо менять свою стратегию, раз нет возможности повлиять на стратегию продавца. Что можно сделать, если процесс торга не меняется уже тысячелетия? И тут я вспомнил о системе «голландского аукциона». Голландцы в Европе всегда считались самыми ушлыми торгашами. Будучи когда-то одной из великих морских держав, они привозили из своих заморских колоний кучу всякого экзотического барахла и распродавали на аукционах. Но при аукционных торгах всегда есть вероятность того, что покупатели вступят в сговор и купят по низкой цене. И тогда голландцы придумали хитрость. В отличие от традиционной системы, владелец товара выставляет его по изначально завышенной цене, а потом постепенно снижает ее, держа в голове некую минимальную, после которой он просто снимет лот с торгов. Кто первый крикнет: «Беру!», тот и купил. Никто не знает, какую цену продавец считает для себя минимально приемлемой, а также по какой цене готовы купить конкуренты, поэтому цена продажи на голландском аукционе всегда оказывалась выше, чем на традиционных торгах. Наверное, вступление мое несколько затянулось. Но я лишь хотел показать весь тот скорбный путь, который привел меня к моральному падению, глубину которого вы сможете сейчас оценить… Первым делом я поехал покупать куртку. Приехал в торговый комплекс, который находится рядом с Шанхайским музеем науки и техники — там есть одежда лаовайских размеров.2 Походил, посмотрел, поотбивался от надоедливых зазывал, предлагающих всякие ролексы и футболки как бы от Армани, приглядел объект моих вожделений. Немаловажным фактором для меня было то, что в этом магазине в тот момент не было покупателей — я очень волновался, и зрители могли мне помешать. Я зашел в магазинчик. Там у прилавка стояла девчушка, в углу сидел пацан и болтал по телефону. Я ткнул пальцем в куртку, девушка мне ее подала, я примерил. Как на меня шита. И качество хорошее — плотный верх, пристегивающаяся подкладка из толстой шерстяной ткани. — Сколько? — Тысяча юаней. — Пятьсот. Это была именно та цена, за которую я был готов эту куртку купить. И я думаю, они были готовы ее по такой цене отдать. При этом еще и радовались бы, что «развели» лаовая. Но девушка, конечно же, начала мне рассказывать о потрясающем качестве, о том, что дешевле курток здесь вообще нет, потом, глубокомысленно нахмурив лоб, потыкала в кнопки калькулятора с таким видом, будто считала убытки, и выдала: — Восемьсот. Я ответил: — Четыреста пятьдесят. Девушка пару раз хлопнула глазами, но, похоже, не въехала — уж слишком невероятным показался ей мой ход. Она опять поныла о тяжелой жизни в Китае вообще и ейной личной жизни в частности и скинула еще: — Семьсот. Я ответил: — Четыреста. Она пару раз хватанула ртом воздух, как вытащенная из воды рыба, пытаясь что-то сказать, потом ошарашенно посмотрела на парнишку, который как раз закончил говорить по телефону. Он почувствовал неладное, поднялся и подошел к нам. Девушка опять посмотрела на меня, на него, опять на меня, снова пару раз открыла и закрыла рот и, наконец, выдавила из себя: — Шестьсот пятьдесят. Я ответил: — Триста пятьдесят. Все. Ее мир разрушился. Осколки этой мировой катастрофы взорвали изнутри ее неподготовленный мозг… Она жалобно прочирикала что-то по-китайски парнишке. Тот выслушал ее и обратился ко мне на хорошем английском: — Ты что, не хочешь взять эту чудесную, замечательную, потрясающую куртку?! Это же лучшая куртка, которую ты можешь найти в Шанхае! Я ответил еще более экзальтированно: — Я вижу, что это лучшая куртка в Шанхае, и я очень хочу ее взять! Правда — очень-очень!! Эта куртка — моя мечта с самого детства!!! — Почему же ты ее не берешь?! — Потому что я не готов заплатить за нее шестьсот пятьдесят юаней. — А какая твоя цена? — Моя цена (я подчеркнул интонацией слово «моя») очень высокая, выше неба! — Я подмигнул ему и мило улыбнулся, продемонстрировав во всей красе высокий профессионализм питерских стоматологов. — А цена, по которой я готов купить эту куртку — триста пятьдесят. — Ну нет, это невозможно! — Он изобразил возмущение настолько естественно, что слышно было, как где-то там, на небесах, Станиславский застонал от зависти. — Я, наверное, могу скинуть еще… Только потому, что ты мне нравишься… Пусть будет шестьсот! Я улыбнулся еще милее и сказал: — Триста! Парнишка оказался гораздо смышленее девушки: он впал в ступор сразу. Девушка пропищала что-то дрожащим голоском, ушла в угол магазина, уселась на стул и закрыла лицо руками — наверное, горевала об утраченной вере в человечество. Парнишка похватал ртом воздух и, наконец, выдавил: — Пятьсот пятьдесят… Я не думал ни секунды — надо было добивать ошеломленного противника: — Двести пятьдесят! — А… А… (долгая пауза) Пятьсот! — Двести! Девчонка возмущенно залопотала ему что-то из угла, с обличительным видом тыкая в мою сторону пальцем так, будто хотела пригвоздить к стене. Парнишка с трудом вернул глаза из положения ближневосточных, навыкате, в дальневосточные и возопил в праведном гневе: — Но ведь ты же в самом начале был готов купить эту куртку за пятьсот! — Но вы же не были готовы мне продать ее за пятьсот! — Но теперь-то мы готовы! — Да, но теперь я не готов! Я готов купить ее за двести. О’кей? Или будем дальше торговаться? Самое сложное для меня в этой ситуации было не расхохотаться. Боюсь, сделай я так — и они выперли бы меня взашей. Но мне нужна была куртка. — Мы не можем продать тебе ее за двести… — На парнишку жалко было смотреть — он чуть не плакал. Я понимаю, что он мог бы продать мне эту куртку и за двести — приблизительно так она и стоила с минимально допустимой для китайского рынка наценкой. Но слезы в его глазах были вызваны другим: его, китайца, торговца в хрен знает каком поколении, какой-то лаовай «разводил». Причем «разводил» так технично, что он не мог придумать никаких контрмер. Вообще. — Что же делать, что же делать?! — вдруг запричитал он. Эх, блин!.. Все мои беды — от гуманизма и человеколюбия… — Слушай,— я наклонился и доверительно зашептал ему на ухо,— я знаю, как можно решить эту проблему. Только тебе скажу, как другу… — Как?! — Вот смотри: твоя цена сейчас — пятьсот, так? Он обреченно кивнул. — Моя цена — двести, так? Он кивнул опять и шмыгнул носом. Я взял из его безвольных пальцев калькулятор, повернул к нему дисплеем и набрал: пятьсот плюс двести разделить на два. Получилось, как вы понимаете, триста пятьдесят. — Давай посередине между твоей ценой и моей, о’кей? И то — только потому, что ты мне нравишься… Он тупо смотрел на калькулятор и молчал. То ли не мог поверить, что я вдруг проявил такую сверхъестественную доброту (он ведь уже записал меня, по всей видимости, в дьяволы), то ли все еще горько оплакивал свою судьбу, которая свела его с этим моральным уродом (со мной то есть). Я встряхнул его за плечо: — О’кей? Договорились? Хаома? Он прерывисто вздохнул и прошептал: — Хаодэ…3 По-моему, девушка в углу плакала — то ли ей жалко было куртку, то ли это были слезы облегчения оттого, что я, наконец-то, уберусь из их магазинчика. Парнишка был реально в шоке. Я это понял, когда расплачивался. Обычно китайцы очень придирчиво проверяют купюры: разглядывают их под разными углами, смотрят на свет, корябают ногтем; особенно ушлые даже кладут на стол, накрывают сверху тонкой рисовой бумагой и изо всех сил трут монеткой плашмя — на бумаге проступает мудрый профиль Великого Кормчего. Парень же взял мои три сотенные и один полтинник так, будто они жгли его пальцы, и быстро засунул в стол. Молча упаковал куртку. Подал пакет мне. — Большое вам спасибо! У вас очень хороший магазин — я обязательно приду к вам еще! Карточку не дадите? Рука парнишки дернулась, было, по инерции за карточкой, но девица, наверное, прожгла его спину таким взглядом, что он аж поежился… — А… Ты знаешь, карточки у нас закончились… Как раз… Сегодня… В следующий раз дадим, хорошо? Видно было по его глазам, что если я еще раз приду к нему, он даст мне карточку, намазанную каким-нибудь китайским ядом. Причем особо изощренным — чтобы умирал я долго и мучительно. — Ну, хорошо, тогда увидимся! Спасибо еще раз! У тебя очень хороший английский язык! — Я улыбнулся ему, повернулся к девушке, улыбнулся еще шире. — Всего хорошего! У Вас очень красивые волосы!4 На выходе повернулся, улыбнулся так, что аж заломило скулы, и помахал им рукой: — До встречи! Я приду к вам снова, я клянусь! Они не шелохнулись. Лица их были темны. Сердце мое пело и ликовало (наверное, я все-таки действительно моральный урод). Я понял, что мне начинает нравиться торговаться! Я зашел еще в один магазинчик, чтобы купить себе несколько свитеров — выходных и для дома, потому что зимой в Шанхае отопления нет.5 Выбрал пару штук, примерил, спросил цену, назвал свою. Пожилой дядька, который там торговал, сделал свой первый ход на понижение цены, я сделал свой. Дядька просек мою стратегию сразу. И, надо отдать ему должное, оказался гораздо сообразительнее молодежи — опыт, наверное, сказался. После еще одного осторожного хода (просто чтобы убедиться, не ошибся ли он в моих моральных, а точнее, аморальных, принципах) он сразу сказал: — Погоди, погоди! Твоя первая цена, по которой ты хотел купить, была четыреста? — Ага! — А сейчас ты хочешь купить это за двести? — Точно! — Давай пополам, а? За триста отдаю! — Как другу? — Как брату!.. Я думаю, сказалось то, что рядом стояли две пожилые немки и один молодой янкес6 и с интересом прислушивались к нашему диалогу, даже бросив ковыряться в разложенных на прилавке шмотках. Дядька понял, что лучше от меня быстро отделаться, пока остальные покупатели не врубились в то, что происходит. Он так же, не глядя, швырнул мои деньги в стол, быстро упаковал все и чуть ли не на руках бережно отнес меня к выходу из магазина, приговаривая, что я его самый лучший и любимый покупатель, и сердечно уверяя, что будет счастлив видеть меня снова. Визитку свою, правда, при этом не дал. Тоже, наверное, закончились. Вот прямо сейчас… Я окончательно пал морально, до уровня «ниже плинтуса». И безжалостно растоптал души еще трех продавцов, купив себе по той же схеме кроссовки, ботинки, несколько футболок и теплый халат, расшитый драконами. Вряд ли я буду носить этот халат. Я купил его просто потому, что я люблю торговаться… Примечания: 1.老外, Lǎowài – буквально: «старый чужак» – ироничное, иногда пренебрежительное название иностранцев в Китае. В основном относится к людям с европейской внешностью. Также «лаовай» – гордое самоназвание иностранцев, постоянно живущих в Китае. А ещё живущие в Китае лаоваи так иронично (и иногда пренебрежительно) называют тех иностранцев, которые приезжают в Китай в качестве туристов: «понаехали тут, лаоваи, понимаешь!». В общем, многогранное слово, ничего не скажешь. [↩] 2.В обычных китайских магазинах найти обувь и одежду привычных нам размеров очень сложно, если только вообще возможно. Крупноваты мы для китайских стандартов. [↩] 3.好, Hǎo – буквально: «хорошо». Вместе с вопросительной частицей吗, ma означает вопрос, с частицей的, de означает согласие. [↩] 4.В Китае это один из самых распространенных комплиментов девушкам. [↩] 5.Это чистая правда, центральное отопление в Шанхае отсутствует, при том что температура зимой нередко опускается ниже нуля. Поэтому форма одежды дома и на улице отличается только тем – надета ли сверху куртка. [↩] 6.В смысле, гражданин США. Их за границей тоже сразу видно, как и русских. Даже если они молчат. http://www.russianshanghai.com/articles/post6633 _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
|
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах Вы не можете вкладывать файлы Вы можете скачивать файлы |