Снова природа объята ленью. Глядя в ее поля, я начинаю слова-поленья складывать в штабеля. Анахоретствуя, поневоле думаешь или ждёшь: может, пурга начертила в поле будущего чертёж? Лучше, конечно, судьбу героя или попасть в струю. Вся закавыка в капризах строя, если стоишь в строю.
О преимуществах тирании часто заводят речь. Кто потоптался на этой ниве, может в неё и лечь. Если тиран просвещён и молод, видимо, быть войне. Вырастут цены на хмель и солод, да и на хлеб - втройне. Здесь у поэта двоякий выбор: либо священный пыл битвы и горькое слово "выбыл", либо - простое "был".
Ежели молод тиран не слишком, да и учён под стать, проще, рубахой прильнув к подмышкам Родины, переждать. Как ни крути, а режим стабилен и неделим на два. Слышится грохот его давилен, вертятся жернова. И недобитые, сбившись в стайки, в общем и целом "за". Ибо доступными стали яйки, маслице, колбаса.
Сладко свидетелю перелома, росшему в парниках: что ни нашепчет ему плерома, то прогремит в веках. Около крепости с гарнизоном он проходил, когда двинулась туча в демисезонном, рвущая провода. Да, революция. Да, стихия. Пиршество простоты: эти хорошие, те - плохие, а посерёдке - ты.
Это рождение новой эры, власть усреднённых масс. Высшая степень твоей карьеры, яркая, как алмаз: где-то похвалят, а где-то примут (ласково, без люлей). Противу прежнего даже климат в несколько раз теплей. Всё нараспашку - дврцы и парки, зелень чужих теплиц. Тут появляются олигархи, много знакомых лиц...
Мир деградировал. Ты уверен в подлом его конце. В роли стареющего Сальери при боевом юнце ты, ощущая себя усталым, съёжился и усох. Кто бы ни правил сегодня балом, в будущем он - песок. Ты перепробовал всю палитру горестей и щедрот. Нынче единственную молитву перетирает рот:
"Боже, за что Ты меня унизил? Ради чего мне дал эти способности? Этот мизер Ты называешь - "дар"? Всё Ты заносишь к Себе на свиток, всё Тебе по плечу. Знай: ни бездарных, ни даровитых я уже не хочу! Бешенство левых. Ехидство правых. Улочки. Фонари. Каждый мой замысел, каждый навык вон из души сотри!"
Далее - старость: очки, изжога; право, не клокоча от возмущенья, любить чужого, родину и врача. Право забыть, под каким режимом мы коротали дни. Всё разрушается под нажимом - памяти, пятерни. Кашка: по вкусу - жуёшь резину, но говорят - пшено. И осознанье, что эту зиму выдержать не дано...
*
Эк занесло меня, Боже правый! Как по чужим морям на поедание и расправу белого - к дикарям. Разница в том, что, приучен к беглым взглядам исподтишка, он остается в душе не белым, а дикарём пока. Если уйдут суета и злоба, с ними умрёт печать. Впрочем, слова, раздражая нёбо, нам не дадут скучать.
Господи, будь милосерден к певчим пташкам Твоей страны. Чувство, что каяться вовсе не в чем, хуже любой вины. Мало надежды и сил потратив на приближенье дня, я говорю: не терзай собратьев, лучше возьми меня. Пусть пригибает меня и давит, вертит моей судьбой нежность, которая есть фундамент созданного Тобой. |