Нет в мире поэтессы трагичнее Агнии, извините, Барто
Под дождём лежу в чужом дворе на лавочке, Полосуют сердце бритвы-струи осени. У тебя я, знать, игрушкой был, для галочки… Поиграла ты со мной, да после бросила. В осень бросила меня ты, мол, остынь-ка! Глазки-пуговки мне напрочь смыли дождики … Под забором ли выпрашивать мне милостыньку? Песни петь ли под гармошку в переходике? Остаётся беспрерывно кушать водочку… Заливают слёзки глазоньки незрячие. Острой шпилькою проткнули туфли-лодочки Сердце ласковое плюшевое заячье * * * Северянин, понятно, страдал изысканной осенней грустью Это было у моря, там, где грязная пена, Где встречается редко городской экипаж… Королева учила полонезы Шопена, И, от фальши страдая, их выслушивал паж. Королева долбила по роялю, как дятел. Протекавшая крыша не давала уют. Паж, страдая душою, бормотал: «Может, хватит? И пылающий лоб подставлял под струю… В ванной мокло бельё, гнусно чавкая пеной В кухне плавал дымок пригоревших котлет. Иногда королева прекращала Шопена Изводить и гнусаво тянула куплет: «Па-а-а ту-у-ундре, па-а-а железной доро-о-оге, Где проносится ско-о-о-рый «Воркута-Петроград»! Пахло прелой листвой, табаком и носками, Было холодно в замке. Повсюду бычки И пустые бутылки. И жёсткий, как камень, У пажа был матрас. И потели очки. Осень резала душу пополам, как ножовкой. Королева, рояль изнасиловав, как Полудохлого льва, догонялась зубровкой. И шипя, в сердце пажа вползала тоска. И тогда он верёвку на кухне приладил И, намылив её, притащил табурет… Королева прошла мимо трупа, не глядя, И, присев за рояль, загнусила куплет: «Па-а-а ту-у-ундре, па-а-а железной доро-о-оге, Где проносится ско-о-о-рый «Воркута-Петроград»! * * * И Бродский скучал и рыдал в облезлую овчинную жилетку Нынче ветрено и волны с перехлёстом… За стеной стучат соседи с перестуком Я сижу над депрессивным грустным постом. Перегаром пахну, чесноком и луком… От селёдки хвост сегодня был на ужин (От обеда от вчерашнего заначен) А ещё упал позавчера я в лужу И тунику белоснежную испачкал Ах, куда ушло сверкающее лето? Все вокруг – одни ворюги-кровопийцы. Если в душу осень плюнула поэту, Остаётся лишь поэту утопиться… * * * И Козьма Прутков грыз от тоски свой кожаный портфель… «Вянет лист, проходит лето, Иней серебрится. Юнкер Шмидт из пистолета Хочет застрелиться» (с) Вновь задержана зарплата. Злы прохожих лица. Юнкер Шмидт из автомата Хочет застрелиться Опостылела работа. Не дают девицы. Юнкер Шмидт из пулемёта Хочет застрелиться Вновь бомбит кого-то НАТО Ничего не снится. Юнкер Шмидт, возьми гранату! Хватит суетиться! * * * А Есенин, тот вообще… Не каждый умеет петь. Не каждому дано кирпичом Падать на собственную ногу. Сие есть самая великая исповедь, Которой исповедуется хулиган, Выползающий осенью на дорогу! Я ужасно не люблю расчёсываться И поэтому голову наголо брею! А моя душа в эмпиреи возносится, Когда спьяну обнимаю я батарею! В ваших душ канализационные отстойники Я люблю швырять куски кирпичей! Все вокруг – одни ходячие покойники, Только я пока ещё жив, потому что ничей. Так хорошо тогда мне вспоминать Тупые взгляды пакостных прохожих Которым на стихи мои плевать, О, с наслажденьем я б разбил им рожи! Спокойной ночи! Всем вам спокойной ночи! Отзвенела по людским головушкам смерти коса... Мне сегодня хочется очень Из окошка луну.......... А когда я за живот хватаюсь под утро, Вы не представляете, что мне хочется сделать с луной! И на самокрутки пущена «Камасутра», Потому что одинокий я и больной… Синий свет, как в морге, такой синий! В эту синь даже умереть не жаль. Ну так что ж, что кажусь я циником, С удовольствием поставившем критику фонарь! Старый, до смерти заезженный Пегас, Мне ль нужна твоя идиотская рысь? Я пришел, как сумеречный мастер, Съесть тебя, как матросы съедают крыс. Башка моя, после пьянки, Льется дурацких мыслей вином. Я хочу быть на мачте грязной портянкой! Пусть утонет корабль, на котором мы все плывём… * * * И Федерико Гарсиа Лорка, брякая на своей шестиструнке, тоже грустил… Дождь заливает Севилью. Сегодня луна умирает! Умирает она навеки, Под монетами веки спрятав. За нею умрёт гитара, Подруга моя навеки, Как вскрикнет она, рассыпаясь Под ногою карабинера! Дождь льётся в глотку песне И, захлебнувшись, тонет, Тонет, стихая, песня. Только круги на луже, Только листа паденье, Листа моего со стихами. Дунет холодный ветер С каменных склонов Съерры, И стихи листопадом Рухнут на стылую землю, Чтоб умереть навеки, Как луна и гитара. А завтра придут за мною, Выведут в рощу, поставят Возле оливы дикой. Плачь надо мной, олива! Ружья казённым треском В ночь прогремят три раза И тело моё, обнявши Оливу, сползёт на землю. Поэт умирает трижды - Когда луна умирает, Когда убивают песню, Когда дождь идёт над Севильей. * * * А Мандельштам горевал… Бессонница. Дедлайн. Уставшие глаза… Я годовой отчёт прочёл до середины Уплыть бы в никуда… Хоть килькой, хоть дельфином Лишь только б чёрная сменилась полоса… А журавлиный клин трубит глухую весть: Зачем среди людей царит лишь кровь и злато? Послать бы к чёрту всё.. Когда бы не зарплата, Давно бы уж меня не видели вы здесь. По радио поют «Всё движется любовью…» Всех ненавижу, блин. Пусть только замолчит! И от бессонницы в ушах моих шумит И головой я в злобе бьюсь об изголовье… * * * И Киплинг, сидя на пальме, тоже тосковал Страшное время – сезон дождей Месяц – как вечность, стар. Где-то огнями горит Бомбей, Пляшет Ахмаднагар, А ты в сердце джунглей. И здесь окрест На триста миль на тебе лишь крест. И к ужину – гонга удар. В сезон дождей для прогулок нет Ни сил, ни желанья. Мир В сезон дождей потерял рассвет. Он сер, промозгл и уныл. Не ходит через Чамбел паром. Ты только пьёшь беспробудно ром. И рис с шафраном остыл… Слуга-индус подаёт кальян И кланяется. Ну, что ж…. Не верь, мой мальчик, его глазам (От слуг подвоха не ждешь). Однажды его оскалится рот И острый кхукри тебе полоснёт По горлу. И ты умрёшь. И джунгли смело войдут в твой дом Им всё одно – что вчера, Что завтра. Только гиены стон Окрашивает вечера. И скорбная в Лондон помчится весть: Не смог, мой мальчик, ты выжить здесь. Сезон дождей – не игра. * * * *не знаю, что это такое, но поётся оно исключительно под шарманку* Уныло хлещет дождик По лысине моей В дырявеньком пальтишке На площади стою. Подайте, кто что может, Не плюйте в шляпу мне! Одна нога в галоше, Другая босиком. Я был когда-то выше И ростом и умом. Она меня любила, Кормила каждый день. Но вот настала осень. Увёл её другой. Он в лаковых штиблетах И в сюртуке ходил. Разлука злой змеёю Меж нами пролегла. Она мне очень нежно Сказала: «Вон пошёл» Теперь я на помойке Ночую и грущу. Подайте хоть копейку! Уныло хлещет дождь… * * * _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
Leon писал(а): «Вянет лист, проходит лето,
Иней серебрится. Юнкер Шмидт из пистолета Хочет застрелиться» (с) Вновь задержана зарплата. Злы прохожих лица. Юнкер Шмидт из автомата Хочет застрелиться Пять баллов! |
А мне от таких стихов застрелиться хочется.... Они больше подходят в раздел ЮМОР..... _________________ Я ещё та "чёрная кошечка", дорогу перейду тьфу-тьфу не поможет.. |
Leon
Молодца! _________________ ...No One Here Get's Out Alive |
alfa!
да, юмор, но как поэтично! _________________ "Странники, эхо миров, Летящие в воздухе искры небесных костров." |
Главное стилистика названных поэтов сохранена _________________ ...No One Here Get's Out Alive |
лучше писать напрямую авторам.
http://darkmeister.livejournal.com/100095.html |
|
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах Вы не можете вкладывать файлы Вы можете скачивать файлы |