Если б я был физически слабым -
Я б морально устойчивым был, - Ни за что не ходил бы по бабам, Алкоголю б ни грамма не пил! Если б я был физически сильным - Я б тогда - даже думать боюсь! - Пил бы влагу потоком обильным, Но... по бабам - ни шагу, клянусь! Ну а если я средних масштабов - Что же делать мне, как же мне быть? - Не могу игнорировать бабов, Не могу и спиртного не пить! 1960 Последний раз редактировалось: Nomad (2008.10.20 19:41.04), всего редактировалось 1 раз |
Я щас взорвусь, как триста тонн тротила, -
Во мне заряд нетворческого зла: Меня сегодня Муза посетила, - Немного посидела и ушла! У ней имелись веские причины - Я не имею права на нытье, - Представьте: Муза... ночью... у мужчины! - Бог весть что люди скажут про нее. И все же мне досадно, одиноко: Ведь эта Муза - люди подтвердят! - Засиживалась сутками у Блока, У Пушкина жила не выходя. Я бросился к столу, весь нетерпенье, Но - господи помилуй и спаси - Она ушла, - исчезло вдохновенье И - три рубля: должно быть, на такси. Я в бешенстве мечусь, как зверь, по дому, Но бог с ней, с Музой, - я ее простил. Она ушла к кому-нибудь другому: Я, видно, ее плохо угостил. Огромный торт, утыканный свечами, Засох от горя, да и я иссяк. С соседями я допил, сволочами, Для Музы предназначенный коньяк. ...Ушли года, как люди в черном списке, - Все в прошлом, я зеваю от тоски. Она ушла безмолвно, по-английски, Но от нее остались две строки. Вот две строки - я гений, прочь сомненья, Даешь восторги, лавры и цветы: "Я помню это чудное мгновенье, Когда передо мной явилась ты"! В.С.Высоцкий Добавлено спустя 4 минуты 10 секунд: Переворот в мозгах из края в край, В пространстве - масса трещин и смещений: В Аду решили черти строить рай Для собственных грядущих поколений. Известный черт с фамилией Черток - Агент из Рая - ночью, внеурочно Отстукал в Рай: в Аду черт знает что, - Что точно - он, Черток, не знает точно. Еще ввернул тревожную строку Для шефа всех лазутчиков Амура: "Я в ужасе, - сам Дьявол начеку, И крайне ненадежна агентура". Тем временем в Аду сам Вельзевул Потребовал военного парада, - Влез на трибуну, плакал и загнул: "Рай, только рай - спасение для Ада!" Рыдали черти и кричали: "Да! Мы рай в родной построим Преисподней! Даешь производительность труда! Пять грешников на нос уже сегодня!" "Ну что ж, вперед! А я вас поведу! - Закончил Дьявол. - С богом! Побежали!" И задрожали грешники в Аду, И ангелы в Раю затрепетали. И ангелы толпой пошли к Нему - К тому, который видит все и знает, - А он сказал: "Мне плевать на тьму!" - И заявил, что многих расстреляет. Что Дьявол - провокатор и кретин, Его возня и крики - все не ново, - Что ангелы - ублюдки, как один И что Черток давно перевербован. "Не Рай кругом, а подлинный бедлам, - Спущусь на землю - там хоть уважают! Уйду от вас к людям ко всем чертям - Пускай меня вторично распинают!.." И он спустился. Кто он? Где живет?.. Но как-то раз узрели прихожане - На паперти у церкви нищий пьет, "Я Бог, - кричит, - даешь на пропитанье!" Конец печален (плачьте, стар и млад, - Что перед этим всем сожженье Трои?) Давно уже в Раю не рай, а ад, - Но рай чертей в Аду зато построен! 1970 |
Он вышел - зал взбесился на мгновенье.
Пришла в согласье инструментов рать, Пал пианист на стул и мановенья Волшебной трости начал ожидать. Два первых ряда отделяли ленты - Для свиты, для вельмож, для короля. Лениво пререкались инструменты За первой скрипкой повторяя: "ля". Настраивались нехотя и хитро, Друг друга зная издавна до йот. Поскрипывали старые пюпитры, На плечи принимая груды нот. Стоял рояль на возвышеньи в центре Как черный раб, покорный злой судьбе. Он знал, что будет главным на концерте, Он взгляды всех приковывал к себе. И, смутно отражаясь в черном теле Как два соглядатая, изнутри, Из черной лакированной панели Следили за маэстро фонари. В холодном чреве вены струн набухли, - В них звук томился, пауза долга... И взмыла вверх рояля крышка - будто Танцовщица разделась донага. Рука маэстро над землей застыла, И пианист подавленно притих, Клавиатура пальцы ощутила И поддалась настойчивости их. Минор мажору портил настроенье, А тот его упрямо повышал, Басовый ключ, спасая положенье, Гармониями ссору заглушал, У нот шел спор о смысле интервала, И вот одноголосия жрецы Кричали: "В унисоне - все начала! В октаве - все начала и концы!" И возмущались грубые бемоли, Негодовал изломанный диез: Зачем, зачем вульгарные триоли Врываются в изящный экосез? Низы стремились выбиться в икары, В верха - их вечно манит высота, Но мудрые и трезвые бекары Всех возвращали на свои места. Склоняясь к пульту, как к военным картам, Войсками дирижер повелевал, Своим резервам - терциям и квартам - Смертельные приказы отдавал. И черный лак потрескался от боли, Взвились смычки штыками над толпой И, не жалея сил и канифоли, Осуществили смычку со струной. Тонули мягко клавиши вселенной, Решив, что их ласкают, а не бьют. Подумать только: для ленивой левой Шопен писал Двенадцатый этюд! Тончали струны под смычком, дымились, Медь плавилась на сомкнутых губах, Ударные на мир ожесточились - У них в руках звучал жестоко Бах. Уже над грифом пальцы коченели, На чей-то деке трещина, как нить: Так много звука из виолончели Отверстия не в силах пропустить. Как кулаки в сумбурной дикой драке Взлетали вверх манжеты в темноте, Какие-то таинственные знаки Концы смычков чертили в пустоте. И, зубы клавиш обнажив в улыбке, Рояль смотрел, как он его терзал, И слезы пролились из первой скрипки И незаметно затопили зал. Рояль терпел побои, лез из кожи, - Звучала в нем, дрожала в нем мольба, Но господин, не замечая дрожи, Красиво мучал черного раба. Вот разошлись смычковые, картинно Виновников маэстро наказал И с пятой вольты слил всех воедино. Он продолжал нашествие на зал. 1972 Добавлено спустя 32 минуты 57 секунд: Марине Влади Люблю тебя сейчас Не тайно - напоказ. Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю. Навзрыд или смеясь, Но я люблю сейчас, А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю. В прошедшем "я любил" - Печальнее могил, - Все нежное во мне бескрылит и стреножит, Хотя поэт поэтов говорил: "Я вас любил, любовь еще, быть может..." Так говорят о брошенном, отцветшем - И в этом жалость есть и снисходительность, Как к свергнутому с трона королю. Есть в этом сожаленье об ушедшем Стремленьи, где утеряна стремительность, И как бы недоверье к "я люблю". Люблю тебя теперь Без мер и без потерь, Мой век стоит сейчас - Я вен не перережу! Во время, в продолжение, теперь Я прошлым не дышу и будущим не брежу. Приду и вброд, и вплавь К тебе - хоть обезглавь! - С цепями на ногах и с гирями по пуду. Ты только по ошибке не заставь, Чтоб после "я люблю" добавил я, что "буду". Есть горечь в этом "буду", как ни странно, Подделанная подпись, червоточина И лаз для отступленья, про запас, Бесцветный яд на самом дне стакана. И словно настоящему пощечина - Сомненье в том, что "я люблю" - сейчас. Смотрю французский сон С обилием времен, Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому. К позорному столбу я пригвожден, К барьеру вызван я языковому. Ах, разность в языках! Не положенье - крах. Но выход мы вдвоем поищем и обрящем. Люблю тебя и в сложных временах - И в будущем, и в прошлом настоящем!.. 1973 Добавлено спустя 1 час 48 минут 36 секунд: Расстрел горного эха В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, На кручах таких, на какие никто не проник, Жило-поживало веселое горное, горное эхо, Оно отзывалось на крик - человеческий крик. Когда одиночество комом подкатит под горло И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет, - Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно, Усилит и бережно в руки своих донесет. Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп, - Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье. И эхо связали, и в рот ему всунули кляп. Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха. И эхо топтали, но звука никто не слыхал. К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо - И брызнули камни - как слезы - из раненных скал... 1974 |
Я не спел вам в кино, хоть хотел,
Даже братья меня поддержали: Там, по книге, мой Глеб где-то пел, И весь МУР все пять дней протерпел, Но в Одессе Жеглова зажали. А теперь запылает моя щека, А душа - дак замлеет. Я спою, как из черного ящика, Что всегда уцелеет. Генеалоги Вайнеров бьются в тщете - Древо рода никто не обхватит. Кто из них приписал на Царьградском щите: "Юбилеями правят пока еще те, Чей он есть, юбилей, и кто платит"? Первой встрече я был очень рад, Но держался не за панибрата. Младший брат был небрит и не брат - Выражался как древний пират, Да и старший похож на пирата. Я пил кофе - еще на цикории, Не вставляя ни слова, Ну а вайнеры-братики спорили Про характер Жеглова. В Лувре я - будь я проклят! - попробуй, налей! А у вас - перепало б и мне там. Возле этой безрукой - не хошь, а лелей, Жрать охота, братья, а у вас - юбилей И наверно... конечно, с банкетом. Братья! Кто же вас сможет сломить? Пусть вы даже не ели от пуза... Здоровы, а плетете тончайшую нить. Все читали вас, все, - хорошо б опросить Членов... нет, - экипажи "Союза". Я сегодня по "ихнему" радио Не расслышал за воем Что-то... "в честь юбилея Аркадия Привезли под конвоем..." Все так буднично, ровно они, бытово. Мы же все у приемников млеем. Я ж скажу вам, что ежели это того... Пусть меня под конвоем везут в ВТО - С юбилеем, так уж с юбилеем. Так о чем же я, бишь, или вишь? Извини - я иду по Аркаде: МУР и "зря ты душою кривишь" - Кончен ты! В этом месте, малыш, В сорок пятом работал Аркадий. Пусть среди экспонатов окажутся Эти кресла, подобные стулу. Если наши музеи откажутся - Увезу в Гонолулу. Не сочтите за лесть предложенье мое, Не сочтите его и капризом, Что скупиться, ведь тут юбилей, е-мое! - Все, братьями моими содеянное Предлагаю назвать "вайнеризмом"! 1980 |
ПРОЩАНИЕ
Корабли постоят и ложатся на курс, Но они возвращаются сквозь непогоды. Не пройдет и полгода - и я появлюсь, Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода. Возвращаются все, кроме лучших друзей, Кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все, - кроме тех, кто нужней. Я не верю судьбе, я не верю судьбе, а себе - еще меньше. Но мне хочется думать, что это не так, - Что сжигать корабли скоро выйдет из моды. Я, конечно, вернусь, весь в друзьях и мечтах. Я, конечно, спою, я, конечно, спою, - не пройдет и полгода. КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому краю Я коней своих нагайкою стегаю, - погоняю, - Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю, Чую, с гибельным восторгом - пропадаю, пропадаю! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Вы тугую не слушайте плеть! Но что-то кони мне попались привередливые, И дожить не успел, мне допеть не успеть! Я коней напою, Я куплет допою,- Хоть немного еще постою на краю!... Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони, И в санях меня галопом повлекут по снегу утром. Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони! Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Не указчики вам кнут и плеть. Но что-то кони мне попались привередливые, И дожить я не смог, мне допеть не успеть. Я коней напою, Я куплет допою,- Хоть немного еще постою на краю!... Мы успели - в гости к богу не бывает опозданий. Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами? Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани? Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее! Умоляю вас вскачь не лететь! Но что-то кони мне достались привередливые, Коль дожить не успел, так хотя бы допеть! Я коней напою, Я куплет допою,- Хоть мгновенье еще постою на краю!... 1972 ДВЕ СУДЬБЫ Жил я славно в первой трети Двадцать лет на белом свете - по учению, Жил бездумно, но при деле, Плыл, куда глаза глядели,- по течению. Думал - вот она, награда,- Ведь ни веслами не надо, ни ладонями. Комары, слепни да осы Донимали, кровососы, да не доняли. Слышал с берега в начале - Мне о помощи кричали, о спасении. Не дождались, бедолаги,- Я лежал, чумной от браги, в отключении. Тряханет ли в повороте, Завернет в водовороте - все исправится. То разуюсь, то обуюсь, На себя в воде любуюсь - очень нравится. Берега текут за лодку, Ну а я ласкаю глотку медовухою. После лишнего глоточку Глядь - плыву не в одиночку,- со старухою. И пока я удивлялся, Пал туман и оказался в гиблом месте я,- И огромная старуха Хохотнула прямо в ухо, злая бестия. Я кричу,- не слышу крика, Не вяжу от страха лыка, вижу плохо я, На ветру меня качает... - Кто здесь?- Слышу - отвечает: - Я, Нелегкая! Брось креститься, причитая,- Не спасет тебя святая богородица: Тот, кто руль и весла бросит, Тех Нелегкая заносит - так уж водится!- Я в потьмах ищу дорогу, Медовухи понемногу - только по сту пью,- А она не засыпает, Впереди меня ступает тяжкой поступью. Вон, споткнулась о коренья, От такого ожиренья тяжко охая. И у нее одышка даже, А заносит ведь - туда же, тварь нелегкая. Вдруг навстречу нам - живая, Хромоногая, кривая, морда хитрая. И кричит:- Стоишь над бездной, Но спасу тебя, болезный, слезы вытру я!- Я спросил:- Ты кто такая?- А она мне:- Я Кривая,- воз, мол, вывезу,- - И хотя я кривобока, Криворука, кривоока,- я мол вывезу! Я воскликнул, наливая: - Вывози меня, Кривая! я на привязи! Я тебе и шбан поставлю, Кривизну твою исправлю - только вывези! И ты, маманя, сучья дочка, На-ка выпей полглоточка - больно нервная. Ты забудь меня на время, Ты же толстая - в гареме будешь первая.- и упали две старухи У бутыли медовухи в пьянь, истерику. Я пока за кочки прячусь, Я тихонько задом пячусь прямо к берегу. Лихо выгреб на стремнину В два гребка на середину - ох, пройдоха я! Чтоб вы сдохли, выпивая, Две судьбы мои - Кривая да Нелегкая! Знать, по злобному расчету Да по тайному чьему-то попечению Не везло мне, обормоту, И тащило, баламута, по течению. Мне казалось, жизнь - отрада, Мол, ни веслами не надо, ох, не надо - ох, пройдоха я! ...Удалились, подвывая, Две судьбы мои - Кривая да Нелегкая! _________________ Я не ухожу. Просто иногда меня нет... |
Немного поздно, но Владимир Семенович уже вечности принадлежит.
Мое любимое. Протопи ты мне баньку, хозяюшка, Раскалю я себя, распалю, На полоке, у самого краюшка, Я сомненья в себе истреблю. Разомлею я до неприличности, Ковш холодный - и все позади. И наколка времен культа личности Засинеет на левой груди. Протопи ты мне баньку по-белому - Я от белого свету отвык. Угорю я, и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык. Сколько веры и лесу повалено, Сколь изведано горя и трасс, А на левой груди - профиль Сталина, А на правой - Маринка анфас. Эх, за веру мою беззаветную Сколько лет отдыхал я в раю! Променял я на жизнь беспросветную Несусветную глупость мою. Протопи ты мне баньку по-белому - Я от белого свету отвык. Угорю я, и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык. Вспоминаю, как утречком раненько Брату крикнуть успел: "Пособи!" И меня два красивых охранника Повезли из Сибири в Сибирь. А потом на карьере ли, в топи ли, Наглотавшись слезы и сырца, Ближе к сердцу кололи мы профили Чтоб он слышал, как рвутся сердца. Протопи ты мне баньку по-белому - Я от белого свету отвык. Угорю я, и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык. Ох, знобит от рассказа дотошного, Пар мне мысли прогнал от ума. Из тумана холодного прошлого Окунаюсь в горячий туман. Застучали мне мысли под темечком, Получилось - я зря им клеймен, И хлещу я березовым веничком По наследию мрачных времен. Протопи ты мне баньку по-белому - Я от белого свету отвык. Угорю я, и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык. Куда там Шекспиру. Но это слушать надо. Послушаем. http://mp3.home.lan/newmedia/R/%D0%92/Vladimir_Visotskiy/BOLSHOY_KARETNIY/BANKA_PO_BELOMU.MP3 Добавлено спустя 19 минут 56 секунд: История создания Историю создания этой песни вспоминает Валерий Золотухин. В мутный и скорый поток спешных вспоминаний, негодований, обвинений и ликований о Владимире Высоцком мне бы не хотелось тут же вплеснуть и свою ложку дегтя или вывалить свою бочку меда, ибо "конкуренция у гроба", по выражению Томаса Манна, продолжается, закончится не скоро, и я, по-видимому, еще успею проконкурировать и прокукарекать свое слово во славу этого имени. И получить за то свои сребреники. А стало быть... как скажу, так и было. А было так. У меня есть автограф: "Валерию Золотухину - соучастнику "Баньки"... сибирскому мужику и писателю с дружбой Владимир Высоцкий". Я расшифрую этот автограф. Судьба подарила мне быть свидетелем, непосредственным соглядатаем сочинения Владимиром Высоцким нескольких значительных песен, в том числе моей любимой "Баньки". "Протопи ты мне баньку по-белому, я от белого света отвык. Угорю я, и мне, угорелому, пар горячий развяжет язык..." и т. д. Хотя слово "песня" терминологически не подходит к определению жанра его созданий. Потомки подберут,ладно.Итак, "Банька"... 1968 год. Лето. Съемки фильма " "Хозяин тайги". Сибирь. Красноярский край. Майский район, село Выезжий Лог.... В.Высоцкий и В.Золотухин 1968 г Говорят, когда-то здесь " кроваво проходил Колчак. Мы жили на постое у хозяйки Анны Филипповны в пустом брошенном доме ее сына, который оставил все хозяйство матери на продажу и уехал жить в город, как многие из нас. "Мосфильм" определил нам две раскладушки с принадлежностями; на осиротевшей железной панцирной кровати, которую мы для уютности глаза заправили байковым одеялом, всегда лежала гитара, когда не была в деле. И в этом позаброшенном жилье без занавесок на окнах висела почему-то огромная электрическая лампа в пятьсот, однако, свечей. Кем и для кого она была забыта и кому предназначалась светить? Владимир потом говорил, что эту лампу выделил нам мосфильмовский фотограф. Я не помню,- значит, фотограф выделил ее ему. Работал он по ночам. Днем снимался. Иногда он меня будил, чтобы радостью удачной строки мне радость доставить. Удачных строк было довольно, так что... мне в этой компании было весело. А в окна глядели люди, жители Сибири. Постарше поодаль стояли, покуривая и поплевывая семечками, помоложе - лежали в бурьяне, может, даже не дыша; они видели живого Высоцкого, они успевали подглядеть, как он работает. А я спал, мне надоело гонять их, а занавески сделать было не из чего. Милицейскую форму я не снимал, чтобы она стала моей второй шкурой для роли, а жители села думали, что я его охранник. Я не шучу, это понятно, в 1968 году моя физиономия была совсем никому не знакома. И ребятишки постарше (а с ними и взрослые, самим-то вроде неловко), когда видели, что мы днем дома, приходили и просили меня как сторожа "показать им живого Высоцкого вблизи". И я показывал. Вызывал Владимира, шутил, дескать, "выйди, сынку, покажись своему народу...". Раз пришли, другой, третий и повадились - "вблизи поглядеть на живого...". И я вежливо и культурно, часто, разумеется, обманно выманивал Володю на крыльцо... пусть, думаю, народ поглядит, когда еще увидит... А потом, думаю (ух, голова!), а чего ради я его за так показываю, когда можно за что-нибудь? Другой раз, когда "ходоки" пришли, я говорю: - Несите, ребята, молока ему, тогда покажу. Молока наносили, батюшки!.. Не за один сеанс, конечно. Я стал сливки снимать, сметану организовали... излишки в подполье спускал или коллегам относил, творог быстро отбрасывать научился, чуть было масло сбивать не приноровился, но тут Владимир Семенович пресек мое хозяйское усердие. - Кончай, говорит, Золотухин, молочную ферму тут разводить. Заставил весь дом горшками, не пройдешь... Куда нам столько? Вези на базар в выходной день. Он-то не знал, что я им приторговываю помаленьку. И тут я подумай, а не дешевлю ли я действительно с молоком-то?.. А не брать ли за него чего... покрепче? Самогон, к примеру.... Мне ведь бабки не продавали, я ведь милицейскую форму-то не снимал ни днем, ни ночью. Ну, на самогон-то я, конечно, деньги сам давал, лишь бы нашли-принесли, что они и делали охотно... лишь бы поглядеть на живого. Прости ты меня, Владимир Семенович, грешен был, грешен и остался, винюсь, каюсь... Но сколько бы и чего кому теперь сам ни дал, чтоб на тебя на живого одним глазком взглянуть. ...Ну, да свидимся, куда денемся, теперь уж, конечно, там, где всем места хватит, где аншлагов не бывает, как на твоих спектаклях бывало... - Чем отличается баня по-белому от бани по-черному? - спросил он меня однажды. За консультацией по крестьянскому быту, надо сказать, обращался он ко мне часто, думая, раз я коренной чалдон алтайский и колхозник, стало быть, быт, словарь и уклад гнезда своего должен знать досконально, в чем, конечно, ошибался сильно. Но я не спешил разуверять его о том, играя роль крестъянского делегата охотно, завираясь подчас до стыдного. На этот раз ответ я знал не приблизительный, потому что отец наш переделывал нашу баньку каждый год-то с черной на белую, то с белой на черную и наоборот-по охоте тела. - Баня по-черному - это когда каменка из булыжника или породного камня сложена внутри самого покоя без всяких дымоотводов. Огонь раскаляет докрасна непосредственно те камни, на которые потом будем плескать воду для образования горячего пара. Соображаешь? От каменки стены нагреваются, тоже не шибко дотронешься. Дым от сгорания дров заполняет всю внутренность строения и выходит в двери, в щели, где найдет лаз. Такая баня, когда топится, кажется, горит. Естественно, стены и потолок слоем сажи покрываются, которую обметают, конечно, но... Эта баня проста в устройстве, но не так проста в приготовлении. Тут - искусство почти. Надо, допустим, угар весь до остатка выжить, а жар первородный сохранить. Что ты, что ты, Володя... Это целая церемония: кто идет в первый пар, кто во второй, в третий... А веники приготовить? Распарить так, чтобы голиками от двух взмахов не сделались? Что ты! Баня по-белому - баня культурная, внутри чистая. Дым - по дымоходу, по трубе и - в белый свет. Часто сама топка наружу выведена. Но чего-то в такой бане не хватает, для меня, по крайней мере, все равно, что ухи на газу. Моя банька - банька черная, дымная, хотя мы с братом иной раз с черными задницами из бани приходили и нас вдругорядь посылали, уже в холодную... В то лето Владимир парился в банях по-разному: недостатку в банях в Сибири нет. И вот разбудил он меня среди ночи очередной своей светлой и спрашивает: - Как, говоришь, место называется, где парятся, полок? - Полок,- говорю,- Володя, полок, ага... - Ну, спи, спи... В эту ли ночь или в другую, уж не помню сейчас, растряс он меня снова, истошный, с гитарой наизготовку, и в гулком брошенном доме, заставленном корчагами с молоком, при свете лампы в пятьсот очевидных свечей зазвучала "Банька": Протопи ты мне баньку, хозяюшка, Раскалю я себя, распалю! На полоке у самого краешка Я сомненья в себе истреблю! Разомлею я до неприличности, Ковш холодной-и все позади... И наколка времен культа личности Засинеет на левой груди... Где-то с середины песни я стал невольно подмыкивать ему втору, так близка оказалась мне песня по ладу, по настроению, по словам. Я мычал и плакал от радости и счастья свидетельства... А когда прошел первый угар радости, в гордости соучастия я заметил Владимиру, что "на полоке" неверно сказано, правильно будет - на полке. - Почему? - Не знаю, так у нас не говорят. "У нас на Алтае", "у нас в Сибири", "у нас в народе" и т. д.- фанаберился я, хотя объяснение было простое, но пришло потом. Гласная "о" в слове полок при формообразовании становится беглой как потолок - потолке и пр. Но что нам было тогда до этой гласной. Правда, в записях последних лет ясно слышится, что Владимир великодушно разрешает гласной "о" все-таки убегать, компенсируя ее отсутствие в ритмической пружине строенной соседкой "л" - "на пол-л-л-ке у самого краюшка..." и т.д. В этом замечании, которому я не мог дать объяснения, и в том, что мы часто потом пели "Баньку" вместе, и есть тайна, вся тайна моего автографа, вся тайна моего "соучастия" - счастливого и горючего. А еще потом, я уж не мог ему подпевать, кишки не хватало, такие мощности нездешние, нечеловеческие он подключал, аж робость охватывала. Кстати, попробуйте слушать Баньку и подпевать Я вас уверяю в конце такое ощущение, что все силы из тебя высосало. |
Vladislav_133
Тоже очень нравится эта песня. Спасибо. _________________ Я ещё та "чёрная кошечка", дорогу перейду тьфу-тьфу не поможет.. |
Во хмелю слегка,
Лесом правил я. Не устал пока,- Пел за здравие. А умел я петь Песни вздорные: "Как любил я вас, Очи черные..." То плелись, то неслись, то трусили рысцой. И болотную слизь конь швырял мне в лицо. Только я проглочу вместе с грязью слюну, Штоф у горла скручу - и опять затяну: "Очи черные! Как любил я вас..." Но - прикончил я То, что впрок припас. Головой тряхнул, Чтоб слетела блажь, И вокруг взглянул - И присвистнул аж: Лес стеной впереди - не пускает стена,- Кони прядут ушами, назад подают. Где просвет, где прогал - не видать ни рожна! Колют иглы меня, до костей достают. Коренной ты мой, Выручай же, брат! Ты куда, родной,- Почему назад?! Дождь - как яд с ветвей - Недобром пропах. Пристяжной моей Волк нырнул под пах. Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза! Ведь погибель пришла, а бежать - не суметь,- Из колоды моей утащили туза, Да такого туза, без которого - смерть! Я ору волкам: "Побери вас прах!..." - А коней пока Подгоняет страх. Шевелю кнутом - Бью крученые И ору притом: "Очи черные!.." Храп, да топот, да лязг, да лихой перепляс - Бубенцы плясовую играют с дуги. Ах вы кони мои, погублю же я вас,- Выносите, друзья, выносите, враги! ...От погони той Даже хмель иссяк. Мы на кряж крутой - На одних осях, В хлопьях пены мы - Струи в кряж лились,- Отдышались, отхрипели Да откашлялись. Я лошадкам забитым, что не подвели, Поклонился в копыта, до самой земли, Сбросил с воза манатки, повел в поводу... Спаси бог вас, лошадки, что целым иду! (с) 1974 _________________ Ego Sum Lex |
Если я богат, как царь морской,
Только крикни мне: «Лови блесну!» — Мир подводный и надводный свой, Не задумываясь, выплесну! Дом хрустальный на горе — для неё, Сам, как пёс бы, так и рос — в цепи… Родники мои серебряные, Золотые мои россыпи! Не сравнил бы я любую с тобой — Хоть казни меня, расстреливай Посмотри, как я любуюсь тобой, — Как Мадонной Рафаэлевой! Если беден я, как пёс, один, И в дому моём — шаром кати, Ведь поможешь ты мне, Господи, И не дашь мне жизнь скомкати! Дом хрустальный на горе — для неё, Сам, как пес бы, так и рос — в цепи… Родники мои серебряные, Золотые мои россыпи! _________________ Ego Sum Lex |
Девушка из Нагасаки.
Он капитан, и родина его - Марсель, Он обожает споры, шум и драки, Он курит трубку, пьет крепчайший эль И любит девушку из Нагасаки. У ней следы проказы на руках, У ней татуированные знаки, И вечерами джигу в кабаках Танцует девушка из Нагасаки... У ней такая маленькая грудь И губы, губы алые, как маки... Уходит капитан в далекий путь И любит девушку из Нагасаки. Кораллы, алые как кровь И шелковую блузку цвета хаки И пылкую, и страстную любовь Везет он девушке из Нагасаки. Вернулся капитан издалека И он узнал, что джентльмен во фраке Однажды, накурившись гашиша Зарезал девушку из Нагасаки... У ней такая маленькая грудь, И губы, губы алые как маки, Уходит капитан в далекий путь, Не видев девушки из Нагасаки... _________________ 35+ |
Cadet
Если я не ошибпюсь, то автор слов все таки не Высоцкий. Добавлено спустя 3 минуты 32 секунды: Вот, нашел. Автор слов Вера Инбер. Эту песню исполнял еще Вадим Козин _________________ http://asm.shadrinsk.net |
Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт,
А если в точный срок, так в полной мере: На цифре 26 один шагнул под пистолет, Другой же — в петлю слазил в "Англетере". А в тридцать три Христу — он был поэт, он говорил: "Да не убий!" Убьёшь — везде найду, мол... Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил, Чтоб не писал и чтобы меньше думал. С меня при цифре 37 в момент слетает хмель. Вот и сейчас — как холодом подуло: Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль И Маяковский лёг виском на дуло. Задержимся на цифре 37! Коварен Бог — Ребром вопрос поставил: или — или! На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, А нынешние как-то проскочили. Дуэль не состоялась или перенесена, А в тридцать три распяли, но не сильно, А в тридцать семь — не кровь, да что там кровь! — и седина Испачкала виски не так обильно. Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа?! Терпенье, психопаты и кликуши! Поэты ходят пятками по лезвию ножа И режут в кровь свои босые души! На слово "длинношеее" в конце пришлось три "е". "Укоротить поэта!" — вывод ясен. И нож в него — но счастлив он висеть на острие, Зарезанный за то, что был опасен! Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, — Томитесь, как наложницы в гареме! Срок жизни увеличился — и, может быть, концы Поэтов отодвинулись на время! 1971 _________________ Ego Sum Lex |
Райские яблоки
Я когда-то умру, мы когда-то всегда умираем, Как бы так угадать, чтоб не сам, чтобы в спину ножом. Убиенных щадят, отпевают и балуют Раем, Не скажу про живых, а покойников мы бережем. В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок, И ударит душа на ворованных клячах в галоп. В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб. Прискакали, гляжу пред очами не райское что-то, Неродящий пустырь и сплошное ничто, беспредел. И среди ничего возвышались литые ворота, И огромный этап, тысяч пять на коленях сидел. Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом, Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел. Седовласый старик слишком долго возился с засовом И кряхтел и ворчал, и не смог отворить, и ушел. И измученный люд, не издал ни единого стона, Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел. Здесь малина, братва, нас встречают малиновым звоном! Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел. Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ? Мне, чтоб были друзья, да жена чтобы пала на гроб, Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб. Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых, Это Петр Святой, Он апостол, а Я остолоп. Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок, Но сады сторожат, и убит я без промаха в лоб. И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых, Кони просят овсу, но и я закусил удила. Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок, Для тебя привезу, ты меня и из рая ждала! Мой чёрный человек в костюме сером Мой черный человек в костюме сером!.. Он был министром, домуправом, офицером, Как злобный клоун он менял личины И бил под дых, внезапно, без причины. И, улыбаясь, мне ломали крылья, Мой хрип порой похожим был на вой, И я немел от боли и бессилья И лишь шептал: "Спасибо, что живой". Я суеверен был, искал приметы, Что мол, пройдет, терпи, все ерунда... Я даже прорывался в кабинеты И зарекался: "Больше - никогда!" Вокруг меня кликуши голосили: "В Париж мотает, словно мы в Тюмень, - Пора такого выгнать из России! Давно пора, - видать, начальству лень". Судачили про дачу и зарплату: Мол, денег прорва, по ночам кую. Я все отдам - берите без доплаты Трехкомнатную камеру мою. И мне давали добрые советы, Чуть свысока похлопав по плечу, Мои друзья - известные поэты: Не стоит рифмовать "кричу - торчу". И лопнула во мне терпенья жила - И я со смертью перешел на ты, Она давно возле меня кружила, Побаивалась только хрипоты. Я от суда скрываться не намерен: Коль призовут - отвечу на вопрос. Я до секунд всю жизнь свою измерил И худо-бедно, но тащил свой воз. Но знаю я, что лживо, а что свято, - Я это понял все-таки давно. Мой путь один, всего один, ребята, - Мне выбора, по счастью, не дано. 1979 Добавлено спустя 2 минуты 33 секунды: Подумаешь - с женой не очень ладно. Подумаешь - с женой не очень ладно. Подумаешь - неважно с головой. Подумаешь - ограбили в парадном. Скажи еще спасибо, что живой. Ну что ж такого - мучает саркома. Ну что ж такого - начался запой. Ну что ж такого - выгнали из дома. Скажи еще спасибо, что живой. Плевать - партнер по покеру дал дуба. Плевать, что снится ночью домовой. Плевать - соседи выбили два зуба. Скажи еще спасибо, что живой. Да ладно - ну, уснул вчера в опилках. Да ладно - в челюсть врезали ногой. Да ладно - потащили на носилках. Скажи еще спасибо, что живой. Да, правда - тот, кто хочет, тот и может. Да, правда - сам виновен, бог со мной! Да, правда. Но одно меня тревожит - Кому сказать спасибо, что живой? _________________ be a hero |
Горизонт
Чтоб не было следов, повсюду подмели... Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте: Мой финиш — горизонт, а лента — край земли, Я должен первым быть на горизонте! Условия пари одобрили не все И руки разбивали неохотно — Условье таково: чтоб ехать — по шоссе, И только по шоссе — бесповоротно. Наматываю мили на кардан И еду параллельно проводам, Но то и дело тень перед мотором: То чёрный кот, то кто-то в чём-то чёрном. Я знаю, мне не раз в колёса палки ткнут. Догадываюсь, в чём и как меня обманут. Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут И где через дорогу трос натянут. Но стрелки я топлю — на этих скоростях Песчинка обретает силу пули, И я сжимаю руль до судорог в кистях — Успеть, пока болты не затянули! Наматываю мили на кардан И еду вертикально к проводам. Завинчивают гайки... Побыстрее! — Не то поднимут трос, как раз где шея. И плавится асфальт, протекторы кипят, Под ложечкой сосёт от близости развязки. Я голой грудью рву натянутый канат! Я жив — снимите чёрные повязки! Кто вынудил меня на жёсткое пари — Нечистоплотны в споре и расчётах. Азарт меня пьянит, но, как ни говори, Я торможу на скользких поворотах. Наматываю мили на кардан Назло канатам, тросам, проводам. Вы только проигравших урезоньте, Когда я появлюсь на горизонте! Мой финиш — горизонт — по-прежнему далёк, Я ленту не порвал, но я покончил с тросом — Канат не пересёк мой шейный позвонок, Но из кустов стреляют по колёсам. Меня ведь не рубли на гонку завели — Меня просили: "Миг не проворонь ты! Узнай, а есть предел — там, на краю земли? И можно ли раздвинуть горизонты?" Наматываю мили на кардан. И пулю в скат влепить себе не дам. Но тормоза отказывают... Кода! Я горизонт промахиваю с хода! 1971 _________________ Ego Sum Lex |
Александр Борисов
(посвящается В.Высоцкому) Спи, Владимир, и ты не сберёг Синей жилкою бьющий тревогу висок От того, что так рядом вблизи и вдали, От сырой, от холодной родимой земли. Сколько зим, сколько лет, сколько Олимпиад, Без границ, без разбора, где рай, а где ад, Из колец неустанно слагая круги - На прямую, на финиш – беги, не беги… Как узнать, где предел человеческих сил, Сколько чудных открытий и новых могил Преподнесть просвещённый готовится ум Здесь, на сретеньи тюрем, религий и сум. И битки полушарий – Пасхальных яиц - Покрываются новою сетью границ. Мир подлунный по-прежнему тесен. Не хватает чуть-чуть – человеческих песен… Спи, Владимир, положеный срок Ломит холодом всякий висок. Не спешил, но бежал, не успел, но устал, Но пробрался, пронёс, между строк, между скал, Но добрался, донёс и рассыпал угли Вдоль сырой, вдоль холодной родимой земли. 1980 - 2010 г.г. _________________ http://asm.shadrinsk.net |
подошол вчера мужик, лет 60. Спросил: - "А Вы знаете, какой сегодня день?". Я ответил: "День пятница, например. Ну или 34 года, как Высоцкий умер....". Пожали друг другу руки и разошлись (У него был смартфон, на котором громко пел Высоцкий)
Добавлено спустя 30 секунд: в пятнецу это было, если чо. _________________ Скажи мне чей Крым, и я скажу кто ты. |
|
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах Вы не можете вкладывать файлы Вы можете скачивать файлы |